Улица Жмуров
Шрифт:
– Ну... – начинает он.
Я, тем же тоном, что он пару минут назад, шепчу:
– Слушаю вас.
– Ну, Бальмен не знал, можно ли выдать чек на предъявителя на такую крупную сумму. Поэтому он предпочел поехать сам, потому что мне была совершенно необходима эта сумма.
Я ему улыбаюсь: хорошо выкрутился! Вы сочтете меня ненормальным, но я обожаю такие маленькие дуэли. Особенно когда противник обладает таким хладнокровием.
Я нанес удар, он его парировал... Наступает пауза, но, по правде говоря, после
– Бальмен имеет телефон?
– Да, имел, – поправляет меня Парьо.
Не упустил-таки возможности поддеть меня!
– Почему же в таком случае он не позвонил в банк, чтобы спросить, можно ли выдать чек на нужную сумму?
– Признаюсь, – говорит Парьо с гримасой, – что ни он, ни я об этом не подумали...
– Однако это очень просто...
– Просто, если рассуждать задним числом, но в тот момент все шло быстро. Кроме того, Бальмен хотел воспользоваться тем, что будет на Монпарнасе, чтобы на обратном пути повидаться с одним коллегой из Ренна.
«Матч закончился вничью», – говорю я про себя. Джо стоит прислонившись к стене и заложив руки за спину, как будто защищая свою добродетель. Я смотрю на него, и он взмахивает ресницами, как благовоспитанная девушка, которой соседский парень предложил потанцевать в приходской Церкви.
– Какая симпатичная вдовушка, а? – усмехаюсь я. Парьо сдержанно улыбается.
Я замечаю мои перчатки на батарее центрального отопления.
– А вот и то, за чем я вернулся! – говорю.
Я медленно надеваю их, поочередно глядя на двух моих собеседников.
Нет, тут явно что-то не так. От кого исходит витающее в этой квартире тревожное чувство? От педика? От человека в кожаном пальто? Оттого, что мы находимся в квартире человека, лежащего в настоящий момент в холодильнике морга? Или из-за этого расследования, которое таковым не является? От незаконно проводимых допросов, из-за которых Старик устраивает свои знаменитые жуткие нахлобучки?
Я вдыхаю сладкий воздух этой гостиной... Здесь стоит тяжелая и неприятная атмосфера.
Бальмен вел в ней внешне спокойную жизнь между старыми вещами и молодой «подругой» и, должно быть, был счастлив... Во всяком случае, настолько, насколько может быть счастлив человек... Особенно человек его возраста...
Вчера утром что-то произошло. Что?
Именно это я и хотел бы узнать... Просто так, из спортивного интереса. Из-за того, что я унюхал тайну, а я терпеть не могу нераскрытые тайны.
– Счастливо оставаться, месье и мадам, – говорю я ни враждебным, ни дружеским тоном. И поднимаю паруса.
Глава 4
На полчаса я забыл про воскресенье и его давящую меланхолию... (Согласитесь, что я изъясняюсь, как академик... да еще талантливый!) Но, открыв дверь дома, я встречаюсь с этим серым, типично парижским воскресеньем.
Я вздыхаю и закрываю дверь, так и не выйдя в нее. В моих серых клеточках появилась одна идея.
Подхожу к комнате консьержки, коротко стучу в стекло и захожу.
Она раскладывает пасьянс – обрюзгшая, старая, весьма отдаленно напоминающая женщину. В ее жилище пахнет грязью, едой и вином.
Она поднимает на меня желатиновый взгляд.
– Приветствую вас, добрая дама, – говорю я, садясь.
– Чего вы хотите? – рыгает она.
– Я бы хотел, чтобы вы положили эту десятку треф под валета, – говорю, – а червонную даму под ее бородатого мужа, а потом открыли бы пошире ваши уши и послушали меня...
Она смешивает карты, выражая тем самым протест против моего вторжения.
– Зря вы это, – говорю я. – Удача, она как бы знак судьбы, а с судьбой нельзя обращаться презрительно.
Но интеллектуальная болтовня выше ее понимания. Она издает ворчание, которое в переводе на нормальный язык должно означать нечто неприятное.
– Послушайте, мамаша, – заявляю я, – в жизни нужны разные люди. Вы консьержка, я полицейский... История учит, что мы созданы, чтобы договориться.
Старуха готова лопнуть... На ее усах остались капли вина, глаза мутные.
– Я не люблю легавых, – сообщает она.
– А я не влюбляюсь в консьержек, – отвечаю, – но работа требует общения с ними. Я бы хотел, чтобы вы мне немного рассказали о Бальмене. Давно он живет с маленьким гомиком?
– Да...
– Какую жизнь они вели вдвоем? Она смотрит на меня, не понимая.
– Они хорошо ладили?
– Конечно, черт возьми, раз вместе спали!
– Это ничего не доказывает. Они никогда не ссорились?
– Не знаю.
– К ним ходило много народу?
– Домой нет, только в магазин...
– Вы знаете человека в кожаном пальто?
– Месье Жанно?
– Вот именно, месье Жанно.
– Да, знаю.
– Он друг Бальмена?
– Да, друг... Они, кажется, вместе работали...
– Верно.
– Он сейчас здесь.
– Знаю. Я с ним только что разговаривал. Она показывает пальцем, похожим на «хотдог», на стоящую на буфете бутылку красного.
– Дайте мне ее! – приказывает она. Я протягиваю ей пузырек. Она зубами снимает пробку и наливает в свою кружку огромную порцию.
– Хотите?
– Нет, спасибо.
– Недостаточно изысканное для вашей глотки?
– Не в этом дело. Я как животное: пью только тогда, когда испытываю жажду... Испытываю я ее часто, но не сейчас. Следите за моей мыслью?
Нет, не следит. Она не могла бы проследить и за похоронной процессией улиток.
– Скажите, мамаша, ведь Бальмен был болен?
– Грудинкина лягушка.
– Грудная жаба?
– Да...
– У него часто случались приступы?
– Изредка.
– Кто его лечил?