Уличная красотка, Новиков Александр Васильевич

Уличная красотка

2012 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Городской роман

А в Париже

Может быть, когда проеду мимо я, Грубым словом вас и помяну — Вы ведь, моя прежняя любимая, Поменяли имя и страну. Может быть, когда я вас увижу, Заново родившуюся тут, Вспыхнет и во мне любовь к Парижу, Как и к вам, на несколько минут. На холодной глади белой лилией Вы не принимали свет дневной. Может быть, когда-то и любили вы, Может, были счастливы со мной? А теперь вам, как фонарь во мраке, Светит тускло мой стиховный бред, И уже нерусские собаки По-нерусски вам пролают вслед. Но и в этом бесполезном свете, Босиком ютясь среди зимы, Вы, конечно, вспомните о лете, Где когда-то распускались мы. Где хотели в небе разминуться Облаками, белого белей, И упасть на землю, как на блюдце, Белою пушинкой с тополей. А

в Париже, а в Париже Фонари тусклей, и жиже Их холодный, их печальный, бесполезный свет. А в Париже, а в Париже Голуби летают ниже Тех, что были в синем небе Наших с вами лет. 2006 год

А музыка одна

Как эти звуки хрупки, Что теребят мозги И превращают звезды в гитарный трень! И у короткой юбки Есть что-то от музыки — Плыть над землей и удивлять не лень. Как эти тени серы, Что не сплетаются И расстаются к дому на полпути! И у Надежды с Верой Не получается Третью сестрицу — Любовь — найти. И музыка одна, Вся про нее она, По клавишам из дней Вся музыка о ней. Как эти окна тусклы — В них и не пахнет сном, И на подушках юбка рыдает — ниц. По переулкам узким, Пьяное, как вино, Эхо гуляет окриком двух сестриц. В них музыка одна, Вся про нее она, По клавишам из дней Вся музыка о ней. Белым крылом голубки Пух тополей мела Давняя ночь в клумбы и во дворы. Помню, в короткой юбке Рядом со мною шла Девочка милая с именем третьей сестры. И музыка была Вся про нее светла, По клавишам из дней Вся музыка о ней. 1998 год

А она младше вдвое

А она младше вдвое, У нее на ветрах Белый парусник в море Ждет на полных парах. Белый парусник хлипкий, Неприступен и горд, Покидает с улыбкой Ослепительный порт. С Ним она уплывает, В берег топнув ногой. Ей вдогонку кивает Вдвое младше Другой. Ветер космы полощет, Бьет хлыстом по волне… С этим было бы проще И в другом — наравне. А она по привычке, Как всегда не со зла, Вдвое больше обычного В порт свезет барахла: Самых горьких историй По три в каждой руке. Он возьмет ее в море, Только сам — налегке. Полупьян и всклокочен, Будет в каждом порту Видеть в каждой — «не очень». В каждой видеть «не ту». А ее укачает — Море так не право! Всех она повстречает… Но уже без Него. 1994 год

Аисты

Танцуют аисты на поле В звенящей утренней тиши, И смотрим мы со сладкой болью Из проезжающих машин. И тишина спадает в день такой хороший, Чтоб не спугнуть слетевших с неба птиц, И крылья хлопают, как хлопают ладоши Любви, танцующей на бис. Танцуют аисты так нервно И тишину на клочья рвут — Как будто день на свете первый Они слетели и живут. Не потому, что нынче в этом мире старом Для их любви настала череда, А потому, что в этом танце станут парой Отныне раз и навсегда. Как им легко купаться в утре, И небо крыльями рубить, И гладить нежно перья-кудри, И друг для друга парой быть, И эту жизнь считать земной удачей редкой, И понимать — не долог в ней полет, И знать, что голубь, не видавший клетки, Цены свободе в небе не поймет. Танцуют аисты на поле В звенящей утренней тиши, И смотрят все со сладкой болью Из проезжающих машин Как два, впервые улетевшие от стаи, Забыв на время неба высоту… Вот так и мы с тобой когда-то парой стали У всех прохожих на виду. 2008 год

Айседора

Написал на зеркале в гримерной Золотоголовый парень в черном, Непомерно влюбчив, в меру пьян, Первый на Руси, как первый в Риме, В час признанья прима-балерине: «Люблю Айседору Дункан». Всех на свете баб подмять готовый, Золотоголовый и бедовый, Сплетней уподоблен кобелю… Сердцу не найдя до сих отрады, По стеклу алмазом скреб-карябал: «Айседора, я тебя люблю…» Русских кабаков без драк не сыщешь. Серебро стихов — в пропойных тыщах. Золото волос летит в стакан. Хор цыганский весел безучастно, И рыдает поутру участок: «Люблю Айседору Дункан…» Выплеснулась синь из глаз, как возглас — Юношеский пыл — на женский возраст. Плавает, не топится в хмелю. Не роман — спанье при всех и в свете Как стекло алмазом — сердце сплетни. «Айседора, я тебя люблю…» Что

ж ты, жеребенок, бледно-розов, Долго ли протянешь под извозом, Непривычен к окрикам-пинкам? Мил тебе галоп иль кнут мил злобный — В имени ее твои оглобли: «Люблю Айседору Дункан…» Целый мир готовый взять на глотку, Волоком тащимый к околотку, Миром загоняемый в петлю… Зеркалу свою оставил тайну Тихо и светло, и так скандально: «Айседора, я тебя люблю» 1988 год

Апрельская капель

Я люблю глядеть на капель — С крыш спадают, как в плечи волосы, И хрустальный синий апрель Шепчет мне твоим нежным голосом. Я ловлю в каждой капле всхлип Этой девичьей тайной радости, Что не грустен и не тосклив Я в апрельской своей парадности. Я люблю глядеть на дворы, Где влюбляются снова голуби, Где, еще не прознав поры, Все деревья бесстыже голые. Все красивы, и все без сна, В лужах плещется ночь глубокая. Мостовая. А вдоль она Каблучками так мило цокает. Я люблю глядеть на тебя И держать твои пальцы-веточки. Ты, конечно, — из голубят, И, конечно, нет лучше девочки. Пусть вопят, голосят, трубят, Мол, за ней — хулиган по паспорту. А еще не люблю себя, Что я этим так много хвастаю. 2000 год

«Ax, как плакала она…»

Ax, как плакала она, вся скривясь у алтаря, Не молитву сотворя, в пол холодный говоря. В мини-юбке и в манто, В окруженье, и — одна. Убиенного — за что?! — «новорусская» жена. А как с кадилом вокруг ходить — Как по-бабьи не завыть? И на локоны платок… Что удумал ты, браток?.. А я в спину ей крестясь — Я случайный. Я не с ней. Купола. Эх, купола. Я здесь был. Я был не с ней. Мне за завтрее — свеча. И за прошлое — свеча. Уповаю, лопоча. А она молчит, крича. Огласят вот-вот раба, Да по ком прошла пальба. Из руки к ногам — цветок. Что удумал ты, браток?.. И стоим мы под причит, И внимает купол пуст. А у церкви ждет — торчит тот, который жал на спуск. Да не ведает она. И под святые слова Мир присваивает ей Званье черное — вдова. Ладан сладкий подыша, В купол бросится душа. Кабы в церкви мы одни… Ну, да бог тебя храни. 2003 год

«Ax ты, жизнь — заплаты-клочья…»

Ax ты, жизнь — заплаты-клочья, Перешита на сто раз Так красиво, да не очень Что-то радуется глаз. Пролетает на три счета Под ударами хлыста, Но считается чего-то Все же длинною она. Раз!.. И вот он — я родился. Два!.. Любовь прошла и стать. Три!.. С чем бился, чем разжился, Побросал, да и явился Перед богом щеголять. Глянул бог и подивился: Что ж в рубашечке к нему В той, в которой ты родился? Не сносилась почему? — Никакого в ней секрета, Нет в ней блеска да тепла. Но меня рубашка эта Для тебя уберегла. 2010 год

Безработный музыкант

Ор вокзала украшая (или в переходе), На рубли меняя ноты бесшабашно так, Где кипит толпа большая, по слогам выводит, Отбивая нос ботинку, безработный музыкант: Женщина-конфетка, Фантик золотой, Жгучая брюнетка — Не хочу другой! А курсистка с кавалером под наркозом лета Улыбнется и простится с денежкой смешной. Бросит под ноги — примером — мятую монету И к цветочнице умчится, отбивая такт спиной. Женщина-картинка, Фантик золотой, Жгучая блондинка — Не хочу другой! А когда толпа растает, тертая без счета, Без улыбки и без маски тихо, как всегда, Точку звонкую поставит (волей звездочета) В шапку брошенная наспех сердобольная звезда. 1995 год

Белая горячка

Твой мир — большая клетка. Мой — небо без конца. Мы видимся так редко, Мы — тени без лица. То снимся, то садимся Как голуби в чердак, Но не уединимся, Чтоб — допьяну! — никак. Ты оплетаешь руку — Как будто не моя. Я каблуки по стуку Сверяю, путая. Но сладки-сладки дрожжи Вдруг схватывают дых, И мы с тобой похожи На ласково-больных. Белая горячка — белый локон На руках горит моих — У любви запой — не так уж плохо На троих. Белая горячка — ангел снежный С факелом в руке Наши души палит нежно, нежно В костерке. 2009 год

1 2 3 4 5 6 7-16