Улитка в тарелке
Шрифт:
— Нам тоже хотелось бы услышать.
Поглядев на нее снизу, Дрим задумчиво проговорил:— Я предпочел бы, чтоб это услышали только двое моих ребят.
— Твоих? — внезапно очнулся Эви. — Какие же мы твои, Дрим? Мы, получается, кроме вранья от тебя ничего и не слышали. Своим разве врут?
Мира придержала его, поймав за руку:— Сол с Бемби спасли нас. Ты не знаешь, Дрим, нас ведь чуть не убили!
— Я вижу, — он поднес палец к синяку на ее скуле, но не коснулся.
— Знаешь, за что? За то, что мы — уроды! А мы и не знали, что мы — уроды.
У Сола вышло слишком громко:— Да никакие вы не уроды!
— Мы все равно им все расскажем, — добавила Мира. — Так что давай, Дрим…
Позднее Сол восстанавливал свои ощущения: он будто выслушал от Дрима пересказ какой-то фантастической новеллы или одной из серий «Секретных материалов», которые они, оказывается, неспроста вспомнили за ужином. Только никаких инопланетян не было. На Земле хватает людей, которые могут сотворить с ней такое, до чего никакие пришельцы не додумались бы… Это был закрытый город-«спутник», в котором жили в основном физики-ядерщики и биологи. Дрим не сказал, где находился этот город, а Солу почему-то страшно было спросить об этом… И как положено, ученые проводили эксперименты, о которых никогда не пишут в газетах. И которые не всегда бывают удачными… Так вот в одной из лабораторий и случился взрыв. Дрим и сам толком не знал, что именно было выброшено в атмосферу, потому что та программа была правительственной, и все концы сразу спрятали в воду. К счастью, от взрыва даже никто не погиб, и это все посчитали фантастической удачей. Может, все и обошлось бы без последствий, если б в городе не было беременных женщин. На уже рожденных детей катастрофа никак не подействовала, по крайней мере, видимых увечий не нанесла. Но вот о тех, что были еще в утробе, этого сказать было нельзя… Каждый в свой срок они появились на свет, и еще в роддомах у новорожденных были обнаружены признаки «усталости» не просто отдельных тканей или органов, а всего организма. Сола, помнится, удивило это слово «усталость», но позднее Бемби объяснила, что это вполне медицинский термин. Он означает — изношенность. Эти дети только-только родились, а внутри у них все уже было в таком состоянии, будто они прожили лет по пятьдесят.— У вас была крайне низкая активность окислительных процессов. Белок с трудом вырабатывался… И ткани плохо потребляли кислород…
Дрим старался смотреть в глаза то одному, то другому, но это давалось ему через силу. Хотя всем было ясно, что в том взрыве он не мог быть виноват. Солу запомнилось, что Дрим говорил еще какие-то сложные и малопонятные вещи о программе, заложенной в ДНК клеточного ядра, развертывание которой прошло в десятки раз быстрее положенного… О повреждении генетического аппарата клеток… И еще о чем-то — всего Сол и не запомнил. Он понял одно: остановить то, что происходит с Мирой, невозможно. А вылечить совсем — тем более…— Значит, я уже просто очень старая?
В ее голосе Сол не услышал ни ужаса, ни отчаяния. «Сказали бы мне, что я стал стариком, да я завопил бы от страха!» — он потрясенно разглядывал Миру, хотя до конца еще не верил: может, она притворяется, чтобы никого не расстраивать?— И я тоже? — протянул Эви.
Вот он не скрывал, что его тянет заплакать, и у Сола ответно защипало в носу: «Они — старые. Они скоро…» Он подавился этим словом, и из горла вырвался какой-то странный звук. Но никто не взглянул на него осуждающе или насмешливо. Друг на друга вообще почти не смотрели. Каждый глядел перед собой, в точку, видимую ему одному. Мира внезапно спохватилась:— А родители наши где? Ты же только что сказал, что у нас были родители! Как у них! — ее рука дернулась к Солу.
— Я не знаю, — устало сказал Дрим. — Действительно не знаю, что с ними… Куда их дели, чтобы не проболтались… И живы ли они? Я ведь вообще не там жил. Даже не слышал об этом городке… А кто о нем слышал? Никто и не узнал, что там произошло. А я тогда еще в университете учился, был этаким энтузиастом, мечтал работать в школе. Чтобы детей не одни только женщины воспитывали… Между прочим, мы учились в одной группе с Пратом, нам обоим предложили участвовать в некой секретной программе. Нам это показалось жутко заманчивым! Тем более, доучиваться не надо было. Дипломы нам выдали сразу же.
— Еще бы не заманчиво, — пробормотала Бемби.
— А работу предлагали как раз по специальности — с детьми. И деньги не такие, как в школе. Одно условие: жить в изоляции. Сношения с внешним миром минимальны. Но мы тогда все презирали существующий мир, нам не казалось трагедией отказаться от него.
Продолжая вглядываться в ту же точку, Мира спросила:— Почему?
— Почему? О, для этого надо рассказать тебе всю историю человечества. Это длинная и некрасивая история. Как-нибудь потом…
— Ты не расскажешь…
— Расскажу. Но сейчас-то мы говорим о вашей истории. И моей тоже…
Бемби хмуро спросила:— Так вы толком и не знали, на что идете?
— До тех пор, пока не подписали контракт. Потом нам все объяснили и дали понять, что не стоит нарушать условия договора, потому что сирот среди нас не было. А если нам дороги наши родные, оставшиеся здесь…
— Ну, понятно, — вклинился Сол. — Все, как в кино. Обычный шантаж.
— Это в кино, как в жизни, — возразил Дрим. — Только не все с этим в жизни сталкиваются.
— Что такое — контракт? — спросила Мира, ни к кому не обращаясь.
Сол ответил ей, чтоб было понятней:— Договор такой. Обещаешь что-то и нарушать слово нельзя.
Прищурившись, Бемби поинтересовалась:— А ведь имя у вас тоже вымышленное?
Не сразу, но Дрим все же ответил:— Да, конечно.
— Я так и подумала…
— Вам это было несложно. А наши дети не имели представлений о том, какие имена существуют в мире.
Раздраженно дернув плечом, Бемби бросила:— Странное имечко вы себе выбрали. Такая завышенная самооценка…
— Почему? — удивился он, а потом рассмеялся. — Да это не я сам — мечта. А то дело, за которое я взялся. Я в этом деле — это была мечта.
Сол недоверчиво прищурился:— А что в нем такого уж особенного?
— Я придумал это имя, когда нам сказали, что мы будем работать с уникальными детьми. Не просто работать — жить. Пройдем с ними весь жизненный цикл.
— И похороните, — безжизненным голосом добавила Мира. — Эви, помнишь, как мы хоронили котят? Тогда мы даже не знали, что люди тоже умирают. Как вы собирались скрыть это? А, Дрим? Что вы наврали бы, когда первый из нас умер бы?
Он ответил так же ровно:— Сказали бы, что он в изоляторе. Тяжелая инфекция. Проведывать нельзя.
Бемби жестко усмехнулась:— Вот уж придумали! Он что, болел бы несколько лет?