Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности
Шрифт:
4 секунды до взрыва (июль 1945 года). Всю вторую половину июля незримые, известные только считанным людям в правительстве США нити связывают три точки на земном шаре. Берлинский пригород Потсдам, куда прибыли руководители стран антигитлеровской коалиции, чтобы решить судьбу послевоенной Германии; суровое, пустынное плато на северо-западе американского штата Нью-Мексико, пророчески названное некогда Долиной Смерти; и атолл Тиниан в Микронезии, куда продолжают поступать странные и все, как один, сверхсекретные грузы.
Трумэн напряженно ждал первых испытаний пробного ядерного
Пока американский президент пересекал на корабле Атлантический океан, направляясь в Потсдам, отдаленная авиабаза Аламогордо, расположенная в Долине Смерти, напоминала развороченный улей. От Лос-Аламоса, где физики трудились над изготовлением бомбы, до места испытания — Аламогордо — было что-то около 500 километров.
Полтысячи километров отделяли "физику" от "войны".
Взрывное устройство смонтировали на стальной тридцатиметровой башне, за 16 километров от нее помещался наблюдательный блиндаж.
В ночь на 16 июля на долину внезапно обрушилась электромагнитная "буря", чуть было не сорвавшая испытания (помните роман Альфреда Коппела, о котором рассказывалось в предыдущем разделе книги?), но утром погода наладилась…
Нет необходимости в деталях переписывать у других авторов хронику первого испытания атомной бомбы в Аламогордо (читатель найдет исчерпывающую информацию, например, в книге Всеволода Овчинникова "Горячий пепел", на которую я не раз ссылался). Стали уже хрестоматийными и цитирование потрясенным Оппенгеймером строчек из "Бхагаватгиты" о вспышке "ярче тысячи солнц". И мрачное предсказание, вырвавшееся у физика Джо Кистяковского: "Я уверен, что перед концом мира, в последнюю миллисекунду существования Земли, последний человек увидит то же, что видели нынче мы"[48]. И спекшаяся остекленевшая почва на месте взрыва…
Но я позволю себе привести длинное свидетельство уже знакомого нам официального летописца "Манхэттэнского проекта" — американского журналиста Уильяма Лауренса. Все-таки репортер есть репортер, а Лоуренс в Аламагордо поработал на совесть:
"Будто из недр Земли появился свет, свет не этого мира, а многих солнц, сведенных воедино. Это был такой восход, какого никогда не видел мир. Громадное зеленое сверхсолнце поднялось на доли секунды на высоту более двух с половиной тысяч метров. Оно поднималось все выше, пока не достигло облаков, освещая землю и небо ослепительно ярким светом. Этот громадный огненный шар диаметром почти в полтора километра поднимался, меняя цвет от пурпурного до оранжевого, расширяясь, увеличиваясь, пришла в движение природная сила, освобожденная от пут, которыми была связана миллиарды лет.
Вслед за огненным шаром с земли поднялось громадное облако. Сначала это была гигантская колонна, которая затем приняла формы фантастически огромного гриба. Громадная гора, рожденная за несколько секунд (а не за миллионы лет), поднималась все выше и выше, содрогаясь в своем движении.
В течение этого очень короткого, но кажущегося необычайно долгим периода не было слышно ни единого звука. Потом из этой тишины возник громовой раскат. В течение короткого времени то, что мы видели, повторилось в звуке. Казалось, тысячи мощных фугасных бомб разрывались одновременно и в одном месте. Гром прокатился по пустыне,
На следующий день состоялось открытие Потсдамской конференции. О поведении на ней Трумэна, Черчилля и Сталина, о том, что реально стояло за их поступками и речами, также хорошо известно.
А 27 июля крейсер "Индепенденс" доставил на остров Тиниан свинцовый цилиндр — урановый заряд для первой бомбы, которую предполагалось "испытать в боевых условиях". Директива Гровса о подготовке атомной бомбардировки Японии была утверждена Трумэном за четыре дня до этого. Из Потсдама, по телефону.
Секунда до взрыва (начало августа 1945 года). Секундная готовность — какой смысл учитывать и ее? — наступила точь-в-точь с завершением работы Потсдамской конференции. То есть 2 августа.
Еще спустя трое суток в штаб "509-го сводного" на Тиниане был вызван экипаж бомбардировщика В-29 с бортовым номером 82. Специнструктаж оказался для летчиков ошеломляющим: им не только рассказали, что предстоит совершить утром следующего дня, но и показали фото, сделанные на полигоне в Аламогордо сразу после взрыва. Полковник Тиббетс решил сам вести самолет и нарек его именем своей матери — "Энола Гэй". Он не усмотрел в этом ничего кощунственного…
6 августа в 2.45 утра самолет тяжело взмыл в воздух и взял курс на Японию. Был еще один "герой" тех событий почти полувековой давности — майор Клод Изерли, с которым мы еще встретимся. А пока он вел одноместный самолет-разведчик, проверяя метеорологическую обстановку в небе над предполагаемыми целями. В эту истекающую секунду на циферблате атомных часов чья-то невидимая рука взвешивала на весах шансы Хиросимы, Нагасаки и Кокуры.
Погода решила судьбу Хиросимы (Нагасаки судьба оставила три дня бессмысленной отсрочки). В 7.09 "Стрейт-флэш" майора Изерли появился в небе над Хиросимой, и, летчик, увидев, что в сплошной облачности образовался просвет, радировал Тиббетсу: "Рекомендация — цель № 1".
В 8 часов 14 минут 15 секунд — реального, а уже не условного "атомного" времени — раскрылись створки бомбового люка на "Эноле Гэй". И уродливый "Малыш" начал свое медленное снижение на парашюте (немногие, видимо, отдают себе отчет в том, что бомба не летела стремительно вниз, а спускалась целых 47 секунд на парашюте).
Время "ноль". Какой странный и страшный, фантастический смысл заложен в уже стереотипной фразе военных сводок.
Ноль — значит отсутствие времени, конец отсчета и начало следующего. Застывшие часы со знаменитого полотна Сальвадора Дали, водораздел между когда-то бывшей реальностью и еще не наступившей "фантастикой" — будущим, относительно которого никто ничего в точности не знает. Граница между опытом и предчувствием.
Пошли годы Хиросимы. Они и сейчас идут — и трудно сказать, когда люди прекратят вести им счет.
До 8.15 утра (по токийскому времени) 6 августа человечество пребывало в каком-то одном секторе истории. И вдруг в один миг произошел квантовый скачок, мир был уже не тот — но не ясно, заметил ли кто этот переход, шевельнулась ли в чьей-то душе тревога. В самой Хиросиме все непосредственные, сиюсекундные ощущения очевидцев трагедии тотчас же смел, выжег и завалил пеплом огненный шквал — а в других городах?