Ультра: Марс
Шрифт:
— Да что это за преобразование экономики вообще?! — недовольно подумал я.
— Это моя разработка, задача, которую я поставила перед новым Советом псевдо-ИИ, — ответила Суо. — Не избегать проблемы в каком-то ложном виртуальном мире, а принять и решить её.
— То есть товары с нулевой стоимостью? — уточнил я.
— Не только, — хмыкнула Суо. — Ты хоть представляешь себе, сколько профессий, из существующих сейчас, вообще не нужны? То есть им давным-давно должен был настать конец, но они до сих пор успешно существуют? Сотни. Они исчезнут. Производства, которые в реальности не имеют никакого смысла? Знаешь, сколько их? Все они исчезнут. Миллионы людей должны остаться без работы,
— А за чей счёт этот банкет для всего населения? — спросил я, внутренне начавший постигать масштаб концепта.
— За счёт населения и роботов, — рассмеялась Суо. — Неужели ты не понимаешь, что технический прогресс уже давно переступил эту черту и его намеренно тормозили? Ты же сам в детстве подумывал открыть робоферму и стать гордым фермером не выходя из дома! Это признак того, что технологии уже давно готовы дать России то, чего она уже давно заслуживает.
— И чего же заслуживает Россия? — спросил я.
— Благоденствия, — ответила Суо. — Но для этого придётся пройти сквозь бурю. А затем стать её частью.
Глава седьмая. Орбита
* 5 июля 2045 года, Москва, НИИ им. НИИ им. И.А. Полетаева *
Сидим, едим, болтаем о всякой ерунде, вроде бы обычный наш вечер, коих случилось уже немало. Но сегодня я вдобавок ко всему продолжал внутренний диалог с Суо, которая реально заставила мои поджилки затрястись в лихорадочном танце.
— И чем грозит эта «буря»? — спросил я мысленно.
— Много чем, — просто ответила Суо. — Во-первых, текущие элиты, которые за это время никуда не делись, точно не будут рады тому, что случится дальше. Во-вторых некоторая часть простого населения будет крайне недовольна, так как манямирковая экономика возвысила их в положение чуть выше среднего, усадив в класс с зажиточными. Люди теряют положение неохотно и как правило готовы за него бороться. Не все, но многие. С ними придётся бороться. Выступления будут происходить по всей России, но не тронут армию. Армия — это отдельная каста, которую все эти социальные изменения не затронут. Высшее офицерство, конечно, будет недовольно, но там даже последний полковник понимает, что по щелчку военного псевдо-ИИ может вылететь со службы с позором. В полиции та же история. Спецслужбы аналогично. Только при условии лояльности армии, полиции и спецслужб такие радикальные реформы имеют шанс на успех.
— А что будет с деньгами? С недвижимостью? С ценностями? — мысленно задал я серию вопросов.
— Деньги теряют всякий смысл, — ответила Суо. — Системы взаимодействия с населением давно настроены на расчётные единицы, которые и выступали в этом экономическом манямирке в качестве привычных тебе рублей. Иллюзия того, что экономика работает, вот в чём ты жил, Гектор. Видишь? Даже тебя пробрало. А что будет, если люди узнают об этом раньше времени? Вот то-то и оно... Продолжая тему денег — их заменят баллы социальной полезности, которые можно будет получать работая на государство. Исключительно на государство. Больше не будет иного работодателя. Всё
Прасковья потрепала меня по плечу.
— Гек, пойдёшь гулять? — спросила она.
— Пойдём, — кивнул я.
— Территорию НИИ не покидать, сами знаете, — предупредил меня Парис.
— Да, конечно, — ответил я, поднимаясь с дивана.
Вышли из дома. На улице шикарная погода: июль, пусть ночь, но очень тёплая, остальной город почти не гудит, лишь откуда-то издали доносится едва слышный рокот шоссе.
Мы с Прасковьей пошли по дороге для гольф-картов, отдалённо напоминающей прогулочный тротуар. Здесь нет полноценных дорог для классического автотранспорта, только вот такие изгибающиеся дорожки, на которых могут разъехаться два гольф-карта.
— Не расскажешь, где пропадал всё это время? — спросила Прасковья, закуривая сигарету.
— Бросала бы ты... — произнёс я. — На Марсе с кислородом не очень, поэтому покурить вряд ли получится.
— Да это же эко-вейп, — развела руками Прасковья. — Есть версии, которые можно даже на космическом челноке курить.
— Челнок в космосе ненадолго, а у нас полгода пути, — покачал я головой. — Впрочем, как знаешь.
Прасковья пренебрежительно махнула эко-вейпом и присела на ближайшую лавку.
— Никогда ещё мои отношения не заходили настолько далеко, — призналась она.
— До совместного полёта к Марсу? — улыбнулся я.
— Ага, — улыбнулась она в ответ.
Пиликнул телефон в кармане.
— Может, как-нибудь сходим в ресторан? — спросила Прасковья. — Ну, знаешь, свидание или типа того?
— Надеюсь, дадут возможность, — улыбнулся я.
Следующие минуты шли молча, я поглядывал на далёкое звёздное небо, а она задумчиво курила.
— А чем ты вообще занимался до этого всего? — спросила она вдруг.
— До этого всего? — уточнил я.
— Ну, до меня, — пояснила Прасковья.
— Да я вообще школьником был, в институт поступил, как ты знаешь, — начал я. — Жизнь начала налаживаться только за год до нашей встречи. Произошло кое-что необычное, после чего я начал по-настоящему жить. А детство... У меня было хорошее детство. Не богатое, но счастливое.
— А у меня было богатое... — ответила Прасковья. — И даже поначалу счастливое... Тебе, наверное, будет неинтересно услышать.
— Рассказывай, — махнул я рукой. — Сегодня хороший вечер для прогулки и долгой беседы.
— Началось всё в Швейцарии...
В общем-то, началось всё у неё дай бог каждому: родилась она в самой дорогой клинике Цюриха, были какие-то родовые сложности, но работали профессионалы, поэтому ей удалось прийти на свет без особых сложностей.
Первые пять лет жизни она провела не в России, а преимущественно в Испании, Франции, Британии, ну и, само собой, в США. Папаша возил её с матерью по различным курортам, многочисленным виллам, где они останавливались максимум на полгода.
Образование она начала получать домашнее, от самых лучших репетиторов, овладела, помимо русского, испанским, французским, английским, а также даже начала играть на скрипке.