Улыбка 45-го калибра

Донцова Дарья

– Чем вы тут занимаетесь? – всунула голову в комнату Зайка.

– Потом объясним! – заорала Маня. – Видишь «молнию»?

– Где? – изумилась Ольга.

– У Масика на спине, застегни скорей.

Зайка, не задавая лишних вопросов, выполнила требуемое.

– Слава богу, – вздохнула Ритка.

Я отпустила кота.

– Чего вы с ним сделали? – поинтересовалась Зайка.

Ритка принялась с жаром рассказывать про комбинезон.

– По-моему, он Масику не слишком нравится, – вздохнула Маня, – вон как злится.

Кот бешено крутился

на одном месте. Масику было наплевать, что на него с превеликим трудом нацепили страшно дорогой и супермодный комбинезон. Несчастное животное пыталось содрать с себя теплую одежду. Возможно, ему нравилось ходить лысым, а, может, Масику не по душе мех норки, вполне вероятно, что он предпочитает шиншиллу.

– Во обозлился, – качала головой Маня, глядя, как «сыночек» с воем носится по моей спальне, роняя мебель, – может, снять с него шубу-то?

– Ни за что, – отрезала Ритка, – сейчас привыкнет. Я лучше знаю, как со своим ребенком поступить.

Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Еще одно родительское заблуждение. Всовывают в руки мальчика, страстно мечтающего о карьере футболиста, скрипку, таскают сопротивляющееся чадо в музыкальную школу, приговаривая: «Мама знает, чем тебе лучше всего заняться…» И в результате вместо счастливого человека, великого голкипера или популярного нападающего, получают пятнадцатисортного скрипача, вынужденного с тоской «перепиливать ящик». Чем же футбол хуже скрипки, а?

– Что у вас тут происходит? – недовольно спросил Дегтярев, входя в спальню. – Стук, топот…

Маня, Зайка и Рита, перебивая друг друга, начали рассказывать полковнику, какой чудесный комбинезон приобрела Рита и как мы натягивали его на Масика.

Александр Михайлович задумчиво поглядел на беснующегося кота.

– Странно, однако.

– Что? – напряглась Замощина.

– Шапка где?

– Чего? – разинула рот Маня.

– К шубейке, – совершенно спокойно констатировал приятель, – должен прилагаться капор или, на худой конец, берет. А то глупо выглядит, тело прикрыто, а голова голая.

Не успел он докончить фразу, как Масик внезапно упал на ковер и взвыл. Никогда еще я не слышала звука, в котором бы слышалось столько тоски. Плач на реках вавилонских – ничто по сравнению с тем воплем, который издал несчастный кот.

– Вы как хотите, – сурово заявила Зайка, – а я больше не способна наблюдать мучения животного. Комбинезон надо снять. Масик, кис-кис… Иди сюда.

Но кот, наученный горьким опытом общения с нами, мигом забился под туалетный столик. Он затаился в самом дальнем углу и, лихорадочно блестя глазами, продолжал издавать жуткие воющие звуки.

– Надо поднять столик, ну-ка, Дегтярев, действуй, – велела полковнику Ольга.

Александр Михайлович подошел, ухватился, поднатужился… Баночки с кремом, расчески, губная помада попадали на пол. В ту же секунду кот быстрее молнии прошмыгнул мимо ног полковника и метнулся в новое убежище. Дегтярев, испугавшись, шарахнулся в сторону, наступил на валявшуюся на полу подушку, заорал, выпустил столик… Масик заметался по комнате, потом, обезумев, впрыгнул в короб, где Черри, распластавшись, закрывала собой щенков и котят. Пуделиха, уже слегка подслеповатая и никогда не отличавшаяся хорошим нюхом, взвыла и попыталась цапнуть непонятное существо. Несчастный кот ринулся в сторону и взлетел по занавескам вверх…

– Уф, – сказал Дегтярев, – столик-то сломался.

– Наплевать, – бодро сообщила Машка, – жуткий урод был, никогда он мне не нравился.

Я только вздохнула. Старинный туалетный столик, единственная вещь, оставшаяся от моей бабушки, помню его с детства, и, хотя домашние многократно приказывали «выбросить рухлядь», я поставила его в своей спальне из ностальгических чувств.

– Масик, Масик, – засюсюкала Ритка, подбираясь к занавескам, – мой любимый котик, иди к мамусе.

Но вредный кот ждал теперь от «матери» только самого плохого. Стоило Замощиной колыхнуть драпировку, как загнанное животное с утробным воплем прыгнуло на люстру.

Светильник угрожающе закачался.

– Сейчас упадет, – спокойно сообщил полковник.

– Масик? – ошарашенно спросила Зайка.

– Нет, сначала светильник, – уточнил Дегтярев, – а уж потом, конечно, и лысик.

Не успел он договорить фразу, как раздался треск, и красивая люстра рухнула на пол. В разные стороны дождем взметнулись осколки. Я наблюдала за происходящим, как если бы это был интересный кинофильм. Жаль только, что нельзя выключить звук – слишком уж противно визжит Ритка:

– Сыночка убили! Масик мой, Масик!

Впрочем, Зайка не отставала от нее:

– Ой, ой, ой, жуть какая!

Но громче всех орала Маня:

– Щенков засыпало, катастрофа!!!

Три крещендо слились, превратившись в единый хор, исполнявший форте песню о катастрофе.

– Мать, – раздался в самый кульминационный момент ледяной голос Аркадия, – а ну-ка иди сюда немедленно.

Чувствуя себя нашкодившей школьницей, я выползла в коридор и, заискивающе, снизу вверх, глядя на почти двухметрового сына, робко поинтересовалась:

– Случилось чего?

– Я не спрашиваю тебя, – тоном, от которого веяло всеми морозами Арктики, заявил Кеша, – я никогда не спрашиваю тебя, где ты шляешься дни напролет…

– Ничего плохого не делаю, – забормотала я, – так, по магазинчикам мотаюсь, знаешь, дамы любят шмотки разглядывать, косметику…

– Только не ты, – отрезал сын.

– В книжном толкусь, детективчики всякие перебираю…

– Мать, говори правду!

– Да что случилось? – недоумевала я.

– Ладно, – процедил Кеша, – мы разрешаем тебе все, и, видно, зря. Первого апреля ты по-идиотски пошутила, но я смолчал. Знаешь, одно дело подбрасывать пластмассовых мух в чай, а другое договариваться с ГИБДД. Меня тормозили через каждые сто метров, ехал до Бутырки четыре часа! А главное – еще иметь наглость позвонить и предупредить, чтобы я передвигался без машины!