Улыбка химеры
Шрифт:
Филипп снова прислушался: голоса за стеной, шепот.
Это произошло почти одновременно: Китаев позвонил от отца и в дверь квартиры тоже позвонили. Филипп разговаривал по телефону, а дверь открыл Легионер. На пороге стояла Жанна Марковна.
Филипп, слушая Китаева, видел, какие у них были лица. Она сказала: «Здравствуй, я могу войти?» А он ответил: «Здравствуй, конечно, пожалуйста». Надо было сразу уйти из квартиры, оставив их одних. Но на улице была ночь и мороз. Да и как было прервать нотации Глеба Китаева, бубнившего в трубку, чтобы Филипп одумался, перестал блажить, попросил бы у отца прощения, повинился, приехав в казино для... Попросить
Но Филипп любил старшего брата со всеми его слабостями и недостатками. Ближе его у Филиппа не было никого. Когда Игоря не стало, в жизни образовалась странная черная дыра, наполненная пустотой. Потом ее заполнил Легионер.
Но вскоре Легионер как в омут с головой погрузился в любовь. И ему стало катастрофически не хватать времени. Потом любовь вроде немного отступила, как море во время отлива, посеяв даже некоторые сомнения о том, настоящее ли то было чувство или просто банальное влечение, подстегнутое меркантильным денежным интересом? И вот прошло всего три дня, раздался этот ночной звонок в дверь их квартиры и...
Окончив разговор с Китаевым и пообещав завтра приехать в казино, раз этого так хочет его отец, Филипп на цыпочках подкрался к двери в большую комнату. Она была прикрыта неплотно. Он не собирался шпионить за ними, нет. Просто было интересно, как они себя поведут. Что скажет и сделает Жанна, а что Легионер.
Филипп уже сталкивался в жизни с ситуацией, когда мужчина, тысячу раз твердивший: «нет, нет, никогда!», в тысячу первый раз произносил «да». И когда женщина, которую гнали, всякий раз возвращалась назад.
Точно австралийский бумеранг.
Ах ты, боже мой, какая сложная штука жизнь. Ничего, ничего не понять. А ведь так нужно, так необходимо во всем разобраться...
Ведь он сам присутствовал при их вроде бы окончательном и полном разрыве там, в баре «Кайо-Коко». Легионер тогда сказал «нет, нет, никогда». А Жанна Марковна обозвала его «подонком» и, кажется, еще «негодяем» и попрекнула какими-то деньгами. И казалось, это все — баста, финита, арриведерчи, самый окончательный, самый настоящий, самый последний разговор. Конец.
Но прошло всего три дня и...
Филипп видел в щель неплотно прикрытой двери: они вошли в комнату, и она обвила Легионера руками, прижалась к нему, спрятала лицо у него на груди. И заплакала. А Легионер... У него было такое глупое лицо — растерянное, удивленное и нежное. Филиппа за дверью едва не разобрал смех, но... сейчас как-то было не до смеха.
Легионер обнял Жанну Марковну за плечи, поцеловал ее волосы. (На этот раз она забыла дома свой платиновый итальянский парик, и правильно сделала.) Она подняла заплаканное лицо, потянулась к нему, и он поцеловал ее в губы. Поцеловал...
Такие поцелуи Филипп наблюдал лишь на свадьбе, когда в ресторане «Красного мака» под громкие возгласы гостей «горько!» его старший брат Игорь целовал свою красавицу-жену Марину. В подобных поцелуях не было никакой фальши, но
Легионер был тоже не в своей тарелке, но не от смущения (да он и слова-то такого не знал!), а от...
«Не могу, не могу без тебя. Люблю... я безумно тебя люблю. Схожу с ума, умираю», — шептала Жанна Марковна. Филипп за дверью изумлялся, что она способна так говорить, находить такие слова, такие интонации. Легионер, осторожно разомкнув объятия, плавным движением освободил ее плечи от норковой шубы, которую Жанна Марковна так и не сняла.
Норковая шубка... Филипп видел, как она бесшумно, точно чехол или парашют, опустилась на паркет, окутав их ноги. Жанна Марковна наступила на шелковый шоколадный мех каблуком своего замшевого сапога.
«Не уходи, не бросай меня. Я не могу без тебя жить... Я покончу с собой. Выброшусь из окна, отравлюсь...»
Ее пальцы — наманикюренные, украшенные кольцами, лихорадочно блуждали по телу Легионера. Запутывались в волосах, ласкали плечи, скользили по свитеру, гладили грудь, живот, бедра.
Филипп давно догадался, что Жанна Марковна — не только блестящий менеджер-администратор, но и талантливая искусная любовница. Десять лет назад по ней с ума сходил отец. Потом после их бурного длительного романа, окончившегося весьма мирно и пристойно и гармонично перетекшего в слегка ироничную дружбу и крепкое деловое партнерство, у Жанны Марковны были и другие мужчины. С каждым годом бойфренды становились все моложе, а Жанна Марковна с каждой новой связью хорошела, молодела, обретала бодрый тонус и повышенный аппетит к жизни, пока...
Пока не споткнулась об Легионера. Филипп все больше убеждался в том, что каждый человек в своей жизни внезапно обо что-то спотыкается. И если это с кем-то еще не случилось, значит, все впереди. Он сам очень сильно споткнулся об одну вещь на двадцать пятый год своего существования. Знал, что и многие из тех, кто был рядом с ним, испытали нечто подобное.
Жанна Марковна в свои сорок два года после раннего неудачного брака, развода, работы сначала в универмаге, затем в торгово-промышленном кооперативе, после развала оного, знакомства с отцом, романа с ним, совместного проживания в их еще прежнем старом доме (еще при жизни матери, которая все равно ничего не соображала по причине психоза, бедняжка), после мирного расставания по обоюдному согласию, после активного участия во всех отцовских строительствах, финансовых и прочих коммерческих проектах, после рождения «Красного мака», после покупки трехкомнатной квартиры в Крылатском, строительства дачи в Юдинке, после двух удачных косметических операций, после смены прежнего любимого «Рено» на «БМВ», после отпусков, проводимых обычно в Ницце и на Канарах, — после всего этого, Цосле наполовину уже прожитой и блестяще удавшейся для женщины жизни и карьеры Жанна Марковна споткнулась об Легионера.
«Не могу жить без тебя. Выброшусь из окна, отравлюсь...»
И Филипп это ясно видел и понимал — дело было в том, что и Легионер, хоть он не признался бы в этом самому господу богу, тоже споткнулся об эту женщину. Правда, он терпеть не мог этого слова, называя его «пошлым». Предпочитал более брутальное «обрезался», отдававшее совсем уж дешевой мелодрамой. Но Легионер вообще жаловал мелодраму. И, видимо, был совсем не прочь (несмотря на все свои отчаянные «нет, нет, никогда») снова и снова разыгрывать ее в своей жизни.