Улыбка любви. Сказки для прекрасных дам

Светлакова Валентина

Для этих двоих это была «ночь, полная любви и нежности» как пишут в романах. Она манила, была полная обещаний и любви. Веня был таким трогательным, таким внимательным и терпеливым, каким он себя еще не знал. Он думал, прежде всего, не о своем чувственном наслаждении, а о Кате. Заснули влюбленные только на рассвете, когда первые лучи утреннего солнца робко проникли в комнату, словно стыдясь коснуться их уставших обнаженных тел.

Проснувшись, Веня долго смотрел на Катино милое лицо, полуоткрытый по-детски рот, разметавшиеся по подушке золотистые локоны;

и им овладевало необъяснимое чувство удовлетворения и полноты, словно что-то еще до конца не непонятое им, но такое долгожданное и желанное вошло надолго в его жизнь.

«Я хочу каждое утро просыпаться рядом с этой девушкой, моим нежным чудом, «Рыжиком», – внезапно подумал он. – Как так могло произойти, что всего за три дня эта девушка стала самым близким, родным и… любимым человеком? Я – эгоист до мозга и костей, как говорит мама, который всегда избегал привязанности, хочу любить и сделать счастливой эту хрупкую прелестную девочку?!».

Он точно вступал в новый и непривычный для себя мир, в котором появляется ответственность не только за свою жизнь, но за жизнь более слабого и любимого существа.

Было уже совсем светло, когда Катя проснулась. Еще не открыв глаза, она почувствовала пьянящий густой запах. Повернув голову, девушка увидела стоящий у кровати гостиничный тазик с розами, блестевшими капельками росы, наполнившими комнату своим медовым ароматом. Напротив сидел Венечка и улыбался, наблюдая ее пробуждение.

– Ты обчистил все местные клумбы, – с сонной улыбкой сказала Катя, – и нас арестуют как нарушителей общественного порядка, – и потянулась к нему тонкими руками.

Впервые она объединила их в одно целое, проговорив – «нас».

– Доброе утро, мое ласковое солнышко, – чувственно сказал Веня.

Он встал, взял в руки самую большую розу и, отрывая ее еще влажные лепестки, стал осыпать ими ее обнаженное юное тело.

– Рыжик, ты чарующа, как эта роза и ты – как «Весна» Боттичелли, – с восхищением сказал он, любуясь девушкой. – Я напишу твой портрет и назову его «Улыбка любви».

– И я навечно останусь в истории как возлюбленная великого художника Венечки Лазарева, – тихо засмеялась Катя, глядя на него снизу светящимися нежностью и любовью глазами.

Слегка дрожащим от волнения голосом, при этом испытывая необъяснимый восторг, Веня встал перед кроватью на колени и торжественно произнес:

– Рыжик, я люблю тебя, я очень тебя люблю. И хочу, чтобы мы были вместе.

Лицо его при этом было серьезным и таким трогательным! Он впервые в жизни произносил эти слова – люблю тебя.

«А разве может быть иначе, после всего, что с нами произошло?» – подумала Катя. Свою дальнейшую жизнь она уже не мыслила без него, он тот – «единственный», который «предназначен ей судьбой», ее Венечка! И сердце ее, готовое выпрыгнуть из груди от счастья, переполняли любовь и нежность к этому красивому и такому родному человеку!

Через три дня Веня улетал в Москву, и все это время они практически не расставались. Настигшее их чувство было подобно

внезапному шторму, случившемуся после изнуряющей августовской жары, когда самые рискованные или безрассудные существа, несмотря на запрет, бросаются в пенистые высокие серые волны, чтобы получить дополнительный адреналин. Хорошо подготовленный пловец испытывает ни с чем несравнимый восторг, бросаясь в крутую пенистую волну, играет с ней, наслаждаясь ее качкой. Неумелый пловец, шагнув в штормящее море, может не справиться с первой волной, которая, накрыв его с головой, увлечет в бушующее море, и уже не будет у него сил выбраться из этой стихии.

Глава третья

Веня твердо решил – он заберет Катю к себе в Москву, он ее любит, только она нужна ему.

– Котенок, через четыре дня я дам тебе телеграмму. Ты к этому времени должна поговорить с родителями, чтобы они отпустили тебя ко мне. Я встречу тебя в Домодедово и уже больше никуда не отпущу, – говорил Веня, прижимая ее ладони к своим щекам и целуя тонкие пальчики.

Номер своего домашнего телефона уже в последний момент перед расставанием он записал на ее худеньком запястье. Катя же свой номер телефона и домашний адрес предусмотрительно записала на листочке, который Веня положил в карман рядом с билетом. Мобильные телефоны в начале нулевых были по карману только очень обеспеченным людям, даже для среднего класса это была диковинная малодоступная вещь.

Когда пассажиров его рейса пригласили к выходу, то Катя, всегда такая улыбчивая и жизнерадостная, вдруг скисла, в глазах стояли слезы, и она как мантру повторяла только одну фразу: «Я буду тебя ждать, я буду тебя ждать, Венечка…». Ее девичьи слезы, покрасневший носик вызвали в нем жалость и одновременно раздражение. Он всегда избегал женских слез, считая их орудием манипуляции. Но Катя, доверчивая, наивная, искренняя Катя, какой она манипулятор!

«Совсем как ребенок, расстаемся на несколько дней, а она как – будто прощается! – подумал тогда Веня.

Как только самолет взлетел, он крепко уснул, не слыша, как симпатичная стюардесса предлагала кофе, а пожилой сосед с трудом пытался перелезть через него спящего, чтобы пройти в конец салона. Тот же сосед его и растолкал, когда объявили о посадке.

В аэропорту Домодедово Веню встречал «старинный» друг Саня.

– Ну, и красавчик! Сияешь как самовар! Неужели влюбился в юную – черкешенку? – говорил Саня, обнимая друга.

– Что, на моем лице, написано, что я влюбился? И как ты это определил?

– Да у тебя с лица не сходит глупая, блаженная улыбка! Неужели я попал в точку?

Они мчались по утреннему свободному шоссе на его новенькой Ауди, весело обсуждая накопившиеся за Венино отсутствие московские новости. Потом Веня рассказал ему о Кате.

– Ты прав, старик, я влюбился по уши, и счастлив, понимаешь Санька, я счастлив! И я женюсь на самой замечательной девушке на свете! – закричал он, высунувшись в окно автомобиля.

Последнее, что он помнил, мчащийся прямо на них грузовик…