Улыбка зверя
Шрифт:
Дедок в шляпе, похожий на лесовика, одиноко сидел почти у самого выхода из сквера и пристально вглядывался в приближающегося Прозорова. Прозоров тоже внимательно поглядел на старичка, затем невольно перевел взгляд на скамейку. Рядом с дедком была расстелена газета, стояло два стаканчика, бутылка какой-то темной бурды, а в белой пластмассовой тарелочке зеленел аккуратно нарезанный огурчик, краснели кружки колбаски, заботливо уложенные на хлеб, лежал чуть в сторонке надкушенный пирожок…
— Товарищ! — неожиданно поманил старичок, когда Прозоров поравнялся с ним.
— Чего тебе, батя? — миролюбиво отозвался Иван и остановился.
— Товарищ, портвешку? — Старичок открытой ладонью повел в сторону сервированного газетного листа. — Безвозмездно, товарищ! — поспешил пояснить, заметив, что Прозоров слегка озадачился столь неожиданным предложением.
— Да как-то не ко времени, батя… — Прозоров взглянул на часы. — Половина шестого утра, не рано ли? И потом, портвейн, честно говоря, не мой любимый напиток.
— Зря, — разочарованно сказал дедок. — Я-то думал, хороший человек… Лицо простое… Ан нет, обманулся… Сам-то откуда?
— Из Питера, — зачем-то соврал Прозоров. — К приятелю еду, в Запоево… А народ у вас тут, я вижу, гостеприимный…
— Народ обыкновенный, — сухо ответил старик и, склонившись над газетным листом, стал поправлять и прихорашивать разложенную закуску, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена. — В Запоево, стало быть… Понятно. Мой тебе добрый совет: ты Дубовым Логом не езди, а езжай через карьер…
— Почему не ездить Дубовым Логом? — спросил Прозоров.
— Там браты Соловьевы живут, — объяснил старик.
— Ну и что?
— Убьют.
— Вот как? — удивился Прозоров. — Ну ладно, спасибо за ценную информацию. До свидания.
— Постой, — сказал старик и снял шляпу. — Так уж и быть, добрый совет даром… А вот за ценную информацию — пять рублей.
Прозоров молча положил в шляпу десятку и пошагал в сторону площади.
Не успел он пройти и нескольких шагов, как снова услышал за спиной голос старика:
— И через карьер не езди!
— Почему? — остановился Прозоров.
— Цыганы. Перенять могут. Ступай лучше обратно на площадь, откуда пришел, спроси Балакина. Он хоть и дороже возьмет, зато при оружии… И ходы знает.
“Да, — думал Иван Прозоров, выходя на привокзальную площадь и направляясь к стоящим машинам, вокруг которых заканчивали погрузочную суету торговые люди с тележками и баулами, — расслабляться тут явно не стоит…”
Он остро пожалел, что не взял с собой маленький, незаметный в кармане пиджака “маузер”. Настороженное его чутье отчетливо улавливало повсеместную опасность, словно пронизавшую атмосферу этого некогда тихого дружелюбного городка. Городка, все еще жившего в его памяти, но давно сгинувшего в никуда вместе с ушедшим временем. Остались лишь формальные приметы прошлого — категорически невозвратимого. Может, здесь жили и люди, которых некогда он видел, с кем стоял в очередях, сидел в кинотеатрах и в кафешках, прогуливался по скверам, но ведь и они изменились столь же непоправимо, как и место их обитания. Одну энергетику и дух бытия сменили иные…
На фамилию Балакин нехотя и не сразу отозвался хмурый темнолицый человек, сидевший на корточках в стороне от общей компании частных извозчиков. Две угрюмых обезьяньих морщины, спускавшихся от крыльев носа к углам губ, выдавали в нем хронического язвенника. Узнав, куда надо ехать, он издал горлом странный звук: “Гр-х-м…”, с сомнением покачал головой, снова присел на корточки у бордюра и тяжело задумался. Прозоров терпеливо перетаптывался рядом с ним.
Сделав две-три глубокие затяжки, Балакин пустил слюну в мундштук “беломорины”, решительно затоптал окурок башмаком и поднялся.
— Добро, — сказал хрипло. — Гр-х-м… Двум смертям не бывать. Дорожка, однако, стремная… Сто туда, сто обратно…
— Годится, — кротко согласился Прозоров.
— За бензин полтинник особо, — видя сговорчивость клиента, находчиво набросил Балакин.
— Само собой…
— Гр-х-м… Плюс чаевые… Потом без глушака машина, тоже износ отдельный…
— Ты мне скажи сразу всю сумму, — начиная раздражаться, перебил Прозоров. — Не тяни жилы…
— Триста рублей… Гр-х-м… Деньги сразу… А то в дороге мало ли что… С кого потом возьмешь?
— Двести шестьдесят и — точка, — жестко сказал Прозоров. — Все, что могу. У меня еще отпуск впереди.
— Ну коли так, то так… — вздохнул перевозчик.
— Какие-то вы здесь напуганные все, — проворчал Иван, усаживаясь в машину — потрепанные, словно веником выкрашенные синие “жигули”.
— Будешь напуганным, курва… — мрачно сказал Балакин, поворачивая ключ в зажигании. — Ты это… Уши, если хочешь, заткни… Нажуй газеты и заткни… Глушака нет, скрутили вчера, курвы. В “шанхай” поехал, вышел за пузырем… Через пять минут прихожу — нет глушака… — голос его потонул в реве двигателя и машина, резко набирая ускорение, понеслась с площади.
На выезде из города водитель, миновав мост, съехал с асфальтовой дороги на обочину, шкрябнул несколько раз днищем по засохшей глине, а затем, ориентируясь по известным ему приметам, рванул через заросшее полынью поле к лесу. Все это время Прозоров терпеливо сносил боль в барабанных перепонках, но в конце концов не выдержал и, следуя совету водителя, нажевал газеты и плотно заткнул ею уши.
Ехали по узким просекам и линиям, ломали кусты, продирались к солнечным полянам, несколько раз форсировали один и тот же, как показалось Прозорову, лесной ручей, потом снова выбрались на шоссейную дорогу, пересекли ее и оказались, наконец, на широком прямом проселке, который плавно и полого поднимался на холм. На вершине холма посередине дороги лежал на боку колесный трактор и маячил рядом с ним одинокий человек.