Улыбка
Шрифт:
Она стояла с телефонной трубкой в руках и думала: вот он, счастливый случай, о котором мы с мужем говорили и мечтали столько лет! Нам совсем не нравится, как устроен мир в две тысячи сто пятьдесят пятом. Ему опостылело делать бомбы на заводе, мне — разводить в лаборатории смертоносных микробов, мы бы рады бежать от всего этого. Может быть, вот так нам удастся ускользнуть в глубь веков, в дебри прошлых лет, там нас никогда не разыщут, не вернут в мир, где жгут наши книги, обыскивают мысли, держат нас в вечном испепеляющем страхе, командуют каждым нашим шагом, орут на нас по радио…»
Они в Мексике, в 1938 году.
Сьюзен смотрела на размалеванную стену кафе.
Тем, кто хорошо работал на Государство Будущего, разрешалось во время отпуска рассеяться и отдохнуть в Прошлом. И вот они с мужем отправились в 1938 год, сняли комнату в Нью-Йорке, походили по театрам, полюбовались на зеленую статую Свободы, которая все еще стояла в порту. А на третий день переменили одежду и имена и сбежали в Мексику!
— Конечно, это он, — прошептала Сьюзен, глядя на незнакомца за столиком. — Смотри, сигареты, сигары, бутылки. Они выдают его с головой. Помнишь наш первый вечер в Прошлом?
Месяц назад, перед тем как удрать, они провели свой первый вечер в Нью-Йорке, смакуя разные напитки, наслаждались непривычными яствами, накупили уйму духов, перепробовали десятки марок сигарет — ведь в Будущем почти ничего нет, там все пожирает война. И они делали глупость за глупостью, бегали по магазинам, барам, табачным лавчонкам и возвращались к себе в номер в блаженном одурении, еле живые.
И этот незнакомец ведет себя ничуть не умнее — так может поступать только человек из Будущего, за долгие годы стосковавшийся по вину и табаку.
Сьюзен и Уильям сели за столик и спросили вина.
Незнакомец так и сверлил их взглядом — как они одеты, как причесаны, какие на них драгоценности, изучал походку и движения.
— Сиди спокойно, — одними губами шепнул Уильям. — Держись так, будто ты в этом платье и родилась.
— Напрасно мы все это затеяли.
— О господи, — сказал Уильям, — он идет сюда. Ты молчи, я сам с ним поговорю.
Незнакомец подошел и поклонился. Чуть слышно щелкнули каблуки. Сьюзен окаменела. Ох, уж это истинно солдатское щелканье, его ни с чем не спутаешь, как и резкий, ненавистный стук в дверь среди ночи.
— Мистер Роджер Кристен, — сказал незнакомец, — вы не подтянули брюки, когда садились.
Уильям похолодел. Опустил глаза, руки его лежали на коленях как ни в чем не бывало. У Сьюзен неистово колотилось сердце.
— Вы обознались, — поспешно сказал Уильям. — Моя фамилия не Крислер.
— Кристен, — поправил незнакомец.
— Меня зовут Уильям Трейвис. И я не понимаю, какое вам дело до моих брюк.
— Виноват, — незнакомец придвинул себе стул. — Скажем так: я вас узнал именно потому, что вы не подтянули брюки. А все подтягивают. Если не подтягивать, они быстро вздуваются на коленях пузырями. Я заехал очень далеко от дома, мистер… Трейвис, и ищу, кто бы составил мне компанию. Моя фамилия Симс.
— Сочувствуем вам, мистер Симс, одному, конечно, скучно, но мы устали. Завтра мы уезжаем в Акапулько.
— Премилое местечко. Я как раз оттуда, разыскивал там друзей. Они где-то поблизости. Я их непременно отыщу… вашей супруге дурно?
— Спокойной ночи, мистер Симс.
Они пошли к выходу. Уильям крепко держал Сьюзен под руку. Симс крикнул вдогонку:
— Да, вот еще что…
Они не обернулись. Он чуть помедлил и отчетливо, раздельно произнес:
— Год две тысячи сто пятьдесят пятый.
Сьюзен закрыла глаза, земля уходила из-под ног. Как слепая, она вышла на сверкающую огнями площадь.
Они заперлись у себя в номере. И вот они стоят в темноте, и она плачет, и кажется, вот-вот на них обвалятся стены. А вдалеке с треском вспыхивает фейерверк, и с площади доносятся взрывы смеха.
— Такая наглость, — сказал Уильям. — Сидит и дымит сигаретами, черт бы его побрал, хлещет коньяк и оглядывает нас с головы до пят, как скотину. Надо было мне пристукнуть его на месте! — голос Уильяма дрожал и срывался. — У него даже хватило нахальства сказать свое настоящее имя! Начальник Сыскного бюро. И эта дурацкая история с брюками. Господи, ну почему я их не подтянул, когда садился. Для этой эпохи самый обычный жест, их все подтягивают машинально. А я сел не так, как все, и он сразу насторожился: ага, человек не умеет обращаться с брюками! Видно, привык к военной форме или к полувоенной, как полагается в Будущем. Убить меня мало, я же выдал нас с головой!
— Нет, нет, во всем виновата моя походка… эти высокие каблуки… И наши прически, стрижка… сразу видно, мы только-только от парикмахера. Мы такие неловкие, держимся неестественно, вот и бросаемся в глаза.
Уильям зажег свет.
— Он пока нас испытывает. Он еще не уверен… не совсем уверен. Значит нельзя просто удрать. Тогда он будет знать наверняка. Мы преспокойно поедем в Акапулько.
— А может, он и так знает, просто забавляется, как кошка с мышью.
— С него станется. Время в его власти. Он может околачиваться здесь сколько душе угодно, а потом доставит нас в Будущее ровно через минуту после того, как мы оттуда отбыли. Он может держать нас в неизвестности много дней и насмехаться над нами.
Сьюзен сидела на постели, вдыхая запах древесного угля и ладана — запах старины, — и утирала слезы.
— Они не поднимут скандала, как, по-твоему?
— Не посмеют. Чтобы впихнуть нас в Машину времени и отправить обратно, им нужно застать нас одних.
— Так вот же выход, — сказала Сьюзен. — Не будем оставаться одни, будем всегда на людях. Заведем кучу друзей и знакомых, станем ходить по базарам и в каждом городе, куда ни приедем, будем обращаться к властям и платить начальнику полиции, чтобы нас охраняли, а потом придумаем, как избавиться от Симса, — убьем его, переоденемся по-другому, хотя бы мексиканцами, и скроемся.
В коридоре послышались шаги.
Они погасили свет и молча разделись. Шаги затихли вдали. Где-то хлопнула дверь.
Сьюзен стояла в темноте у окна и смотрела на площадь.
— Значит вон то здание — церковь?
— Да.
— Я часто думала, какие они были — церкви. Их давным-давно никто не видал. Может, пойдем завтра, посмотрим?
— Конечно, пойдем. Ложись-ка. Они легли, в комнате было темно. Через полчаса зазвонил телефон.
— Слушаю, — сказала Сьюзен. И голос в трубке произнес: