Улыбнись мне, Артур Эдинброг

Крейн Антонина

Ох.

Чтобы вы понимали — а то с некоторых пор я знаю о мире Гало побольше вашего — экзамен по боевой магии представляет собой турнир. Я бы сказала, рыцарский — вот только вместо коней фамильяры, а вместо пик — смертельные заклинания.

В теории, хорошую оценку можно получить, и проиграв первый бой, но тогда проиграть его надо хотя бы красиво…

А в случае эпического столкновения «Вилка против пумы» об изяществе говорить не приходится. Так что да, кажется, придётся поучиться как следует.

Что же касается кристаллов-цэйр, то мы с Артуром договорились, что их

добычей я займусь позже, когда Борис вернётся в Форван. Что как бы и логично.

А пока что я подобрала тюбик, валявшийся у меня на одеяле, и нахмурилась:

— А зачем нам крем от загара?

— Ближайшие дни мы проведём в горах. Конечно, можно было бы пойти на тренировочную арену, но… Тогда все желающие увидят наши тренировки. Думаю, ты сама понимаешь, почему это плохо, — пожал плечами Артур.

Конечно, я понимала!

Спорт никого не красит, если не халтурить: физиономия красная, дыхание тяжёлое, пот заливает глаза, взгляд — как у окосевшей ламы. Ладно-ладно, шучу. На самом деле понятно, конечно, что секретные связки и техники боя лучше учить там, где никто их не подсмотрит. И не придумает контратаки.

* * *

Часом позже я в компании Артура и корзинки для пикника стояла на плоской и идеально круглой площадке позади главного здания Форвана. Она была покрыта белым мрамором, а красным мрамором в центре выложили большую букву «Н».

По понятным причинам у меня сразу возникла ассоциация с вертолетной площадкой, где «Н» означает «helicopter». Но вертолетов в мире Гало не было. Зато были нойдичи. Что, в принципе, почти то же самое, с поправкой на органический состав.

Артур, облачённый в переливающийся как рыбья чешуя тёмно-синий тренировочный комбинезон, растянул между руками какое-то искрящее плетение, прокричал несколько слов, а после хлопнул в ладоши и пронзительно свистнул. Я смирно стояла рядом. У меня был похожий комбинезон, но светло-жемчужного цвета. Его крой казался неожиданно футуристическим, и я в очередной раз поняла, что мне нравится контрастность мира Гало. После Того Самого Катаклизма, случившегося две тысячи лет назад и откинувшего развитие Гало, некоторые науки и сферы жизни здесь сильно отставали от наших, но другие заметно опережали земные и выглядели как привет из будущего.

Прошло несколько минут после произнесения заклинания, и вдруг вдалеке из-за кромки гор показался он… Нойдич.

А именно — галианская разновидность ездового дракона. От классических земных ящеров (ну как «земных». сказочных) он отличался тем, что имел аж четыре крыла и огромные грустные глаза, чем-то напоминающие стрекозиные. А ещё он был изумительного синего цвета. Каждая чешуйка плавно перетекала из мягкого лазоревого в глубокий густой индиго.

Птица счастья, если бы она существовала на самом деле, должна была выглядеть именно так.

Семеро таких нойдичей служили университету Форван — они жили под присмотром мага-пастуха на Западном Плато, забавляясь там пожиранием овечек, но всегда честно прилетали на вызов преподавателей и старшекурсников. Эдакое бесплатное такси, которое следует только по одному маршруту: горы — Форван — горы, довольно непопулярному. Поэтому пользовались нойдичами достаточно редко. И в основном зимой: чтобы кататься на лыжах.

— Боишься? — спросил Артур, когда диковинный зверь, провыв что-то вроде приветствия, элегантно припал на передние ноги и опустил крылья, как трап.

— Еще чего! Предвкушаю! — искренне отозвалась я.

И мы с Артуром поднялись на спину зверя. Спина оказалась широкая — хватило бы места и на троих, а гребни на ней располагались таким образом, что сидеть было весьма удобно. Артур устроился спереди, я сзади, а корзинку с ланчем и лимонадом мы любовно закрепили между собой.

И приличия соблюсти, и самое ценное сберечь.

— Empacsi! — приказал Артур, и нойдич, по-птичьи курлыкнув, взлетел…

ТЫ ОЧЕНЬ ДЕРЗКАЯ, ВИЛКА

Полёт на нойдиче полностью оправдал мои ожидания.

Я, знаете ли, обожаю летать. В больших самолётах, чтобы место обязательно было у окошка, чтобы смотреть на эту крохотную дырочку, которая есть в каждом иллюминаторе, — наблюдать, как вокруг неё конденсируется воздух, будто сам «Боинг» дышит восторженно при виде бесконечных кучевых облаков, или цветущих полей Голландии, или синей роскоши Тихого океана, или — редчайшая редкость, дар богов избранным — восхитительных переливов северного сияния…

Люблю летать и на маленьких «кукурузниках». Так, чтобы всё тряслось внутри, и добродушный пилот говорил тебе, пассажирке: на, подержи штурвал, если хочешь, — и ты держишь и не понимаешь — это всё шутка? А он усмехается в усы, то ли потому, что ты веришь, что рулишь, то ли потому, что рулишь на самом деле. Помню, я так и не решила в своё время эту загадку — пришёл мой черёд пересечь салон и прыгнуть с парашютом.

Адьос, ребята!

Парашюты, собственно, я тоже люблю. Когда сначала падаешь вниз, как безумный снаряд, неучтённая бомба, и щёки треплет ветер (они действительно колышутся! Какими худыми бы ни были — развеваются, как у несчастного лабрадора, высунувшего голову из окна автомобиля), а потом — рывок!! И над тобой стремительно раскрываются метры ткани. И всё вдруг замедляется, и ты плавно тянешь стропы туда и сюда, кружишься, как небесный укропчик, и холмы заваливаются вправо, потом влево, потом стремительно приближаются. Главное — не сломать себе ноги, приземляясь.

В общем, к полёту на галианском нойдиче я была готова на все сто процентов, чем немало удивила Артура.

Мне показалось, что взгляд обернувшегося Эдинброга наполнился каким-то новым уважением, когда мы взмыли, дракон сильно накренился, выходя на одному ему ведомую воздушную трассу, и я, вместо того, чтоб завизжать, радостно взвыла:

— Шика-а-а-арно-о-о-о! А можно ещё виражей?!

Кажется, наш лазоревый транспорт понимал человеческий язык, потому что дальнейший полёт до гор пестрел мёртвыми петлями и спиралями, «бочками» и «колоколами» — в общем, всевозможными фигурами высшего пилотажа. Зелёные лужайки и синие озёра кампуса только и успевали мелькать подо мной, сменяясь поочерёдно то сизой короной гор, то бездонным колодцем неба.