Ум - это миф
Шрифт:
У. Г.: Да. Когда вы умираете, ваше тело распростерто, оно перестает функционировать, и ему приходит конец. Но в этом случае тело как бы обновилось. Сейчас это происходит каждый день как нечто само собой разумеющееся, но на то, чтобы этот процесс стабилизировался, ушли годы. Для меня жизнь и смерть — это не две отдельные вещи, это одно. Я должен предупредить вас, что, если с вами на самом деле произойдет то, на что вы нацелились — мокша, — вы умрете. Произойдет физическая смерть, потому что в этом состоянии должна произойти физическая смерть. Это все равно что развлекаться задержками дыхания. Может, вам это нравится, но, если вы задержите дыхание надолго, вы задохнетесь.
В.:
У. Г.: Описывать это состояние как медитативное и осознанное — романтический бред. Осознание! Каких только ухищрений не придумают, только чтобы обманывать себя и других! Невозможно осознавать каждый свой шаг — вы начнете слишком много думать о себе и станете неуклюжими. Когда-то я знал одного портового лоцмана. Он до этого читал о «пассивной осознанности» и пытался ее практиковать. Он, впервые за всю свою жизнь, чуть не вызвал крушение судна, которое вел. Ходьба происходит автоматически, и если вы будете пытаться осознавать каждый шаг, вы свихнетесь. Так что не надо изобретать медитативную ходьбу. Все и так достаточно плохо. Медитативное состояние еще хуже.
В.: Но нельзя же просто отбросить… все, что мы считали священным?
У. Г.: Кто избрал меня избавителем? У вас есть куча святых, пророков и спасителей, которые хотят вам служить. Зачем вам еще один?
В.: Из того, что вы говорите, можно сделать вывод, что разумный человек должен сделать то, что сделали вы, — умереть. Вы говорили, что для того, чтобы обрести свободу или мокшу, нужно по-настоящему умереть. Романтически настроенный невротик не сможет решиться на такой радикальный шаг. Только человек, свободный от саморефлексии, неврозов и жалости к себе, сможет совершить такой поступок. Можно ли этому научиться? Можно ли научить людей быть разумными?
У. Г.: Я не верю в то, что этому можно научиться. Можно научить человека технике-математике, механике, но не целостности. Как можно учить людей быть нежадными и нечестолюбивыми в этом по-идиотски жадном и честолюбивом обществе? Вы только сделаете из них еще больших невротиков.
Взгляните на себя, вы — обманщик! Ваши религиозные амбиции такие же, как у бизнесмена. Если вы не можете обманывать, значит, тут что-то не так. Как вы думаете, каким путем богатые приобретают свое богатство? Может, лекциями об альтруизме и бескорыстии? Вовсе нет. Они приобретают его обманом. Общество, которое аморально по самой своей сути, утверждает, что обманывать аморально, а не обманывать — морально. Я не вижу никакой разницы. Если вас поймают, вас посадят в тюрьму. У вас будет кров и еда. О чем волноваться? Это ваша вина заставляет вас говорить об альтруизме, в то время как вы продолжаете вести свою эгоистичную жизнь. Альтруизм и отсутствие жадности привнесены мыслью, чтобы вы не смогли увидеть, что в вас нет ничего, кроме жадности. Но вы не удовлетворены тем, что есть. А если бы ничего больше не было, что бы вы делали? Ничего больше и нет. Вам нужно просто жить с этим. Никуда от этого не денешься. Все, на что способна мысль, — это повторяться снова и снова, а все, что повторяется, — маразм.
В.: Но медитация менее повторяема, она глубже, чем обычная мысль. И, тем не менее, она не приносит удовлетворения.
У. Г.: Если бы ваша медитация, садхана, методы и техники хоть что-нибудь значили, вы бы не сидели здесь и не задавали этих вопросов. Все это является для вас средством что-то изменить. Я придерживаюсь мнения, что менять или трансформировать нечего. Вы приняли идею о том, что надо что-то менять, как догмат веры. Вы никогда не сомневались в существовании того, кого надо изменить. Вся тайна просветления основана на идее о трансформации себя. Я не знаю, как донести до вас, как передать вам свою уверенность в том, что вы и все ваши авторитеты всех эпох — фальшивки. И они сами, и их духовный товар, который они продают, — совершеннейшая фальшивка. Поскольку я не могу передать вам эту уверенность, было бы бессмысленно и искусственно для меня забираться на трибуну и разглагольствовать об этом. Я предпочитаю общаться неформально. Я просто говорю: «Приятно было побеседовать с вами».;
В.: Так зачем же вы тогда вообще говорите?
У. Г.: Я не вижу ничего привлекательного в том, чтобы быть асоциальным. Я просто не даю людям то, чего, они хотят. Когда они понимают, что не получат того; чего хотят, они, конечно же, уходят. И когда они уходят в последний раз, я с удовольствием добавляю; «Вы нигде этого не получите».
Когда люди приходят, чтобы, поговорить, они вдруг сталкиваются с самим безмолвием. Поэтому, каждый, кто приходит, потом становится безмолвным. Если он не может выносить безмолвие и настаивает на том, чтобы разговаривать и обсуждать что-то, ему придется уйти. Но если вы остаетесь надолго, вы замолчите, и не потому, что безмолвие более убедительно или более рационально, чем вы, а потому, что само безмолвие заставляет замолкать такие импульсы.
Это безмолвие сжигает все. Сжигает весь опыт. Поэтому беседы с людьми не утомляют меня. Это энергия, благодаря которой я могу говорить целый день, не ощущая ни малейшей усталости. В течение стольких лет я говорил с таким огромным количеством людей, и это никак не отразилось на мне. Все, что говорили они и я, сгорело без следа. К сожалению, у вас все по-другому.
В.: Как соотносится со всем этим разум? Вы как будто указываете на то, что есть изначально присущий нам разум, который не имеет ничего общего с накоплением знаний и усвоением техник.
У. Г.: Приятие того факта, что существуют ограничения, — это и есть разум. Вы пытаетесь освободиться от этих естественных ограничений, и в этом причина ваших мук и страданий. Ваши действия таковы, что одно действие ограничивает следующее. Ваше действие в настоящий момент ограничивает следующее действие. Это действие — реакция. Вопрос о свободе действий даже не поднимается. Поэтому не нужно никакой фаталистической философии. Слово карма означает действие без реакции. Любое ваше действие ограничивает то действие, которое за ним последует.
Любое действие, которое совершается на сознательном уровне вашего существования как думающего существа, — это реакция. Чистое, спонтанное действие, свободное от всех предыдущих действий, — бессмысленно. Единственное действие — это реакция живого организма на стимулы окружающего мира. Этот процесс стимул-реакция — цельное явление. Не существует разделения между действием и реакцией, пока не вмешается мысль и искусственно не разделит их. А в остальном это автоматический единый процесс, и вы не можете ничего сделать, чтобы остановить его. Да и не нужно его останавливать.
Как в реальности нет разделения между действием и реакцией, так и нет религиозному человеку места в естественном мироустройстве. Живое движение жизни угрожает источнику его власти и авторитета. Но он все равно не хочет уходить со сцены. Долой его! Религия — это не контракт, общественный или частный. Она не имеет ничего общего с социальной структурой и управлением. Религиозная власть хочет сохранить свое влияние на людей, но религия — это абсолютно личное дело. Единственное, в чем преуспели святые и спасители, — это бросили вас на произвол судьбы, оставили наедине с вашей болью и страданием, и неутихающим чувством, что в жизни есть что-то более интересное и значительное.