Уменьшить - увеличить
Шрифт:
Член суда Крупнова, чистенькая сухонькая старушка, оскорбленная смехом зала по поводу фамилий членов комиссии, щепотками ладошек мелко трогала плюш скатерти.
– Пусть лучше Юрий Михайлович огласит, - враждебно качнула она головой в сторону второго члена товарищеского суда - Хохлина, смеявшегося вместе со всеми,-а то всё смешочки.. .
Хохлин с готовностью протянул руку к заявлению.
– Ладно, я сам, - сказал председатель.
Он взял со стола верхний листок, дальнозорко отнес его от глаз и огласил:
– "В
– Так. "Заявление.
Прошу обуздать жильца Селецкого Валерия из временного фонда квартиры 24, каковой пусть прекратит ставить на мне свои опыты.
Пусть Селецкий Валера расскажет, зачем он, хоть имеет свойство менять размер масштаба в обе стороны, в отношении меня действует односторонне и только все уменьшает, дискретируя..." Очевидно - "дискредитируя", Клименко?
– Вот именно, подрывает он меня,-откликнулся тот.
– Там все верно написано, читайте!
– ".. .дискредитируя меня морально и материально. Клименко В. Ф. 11 июня 1980 года".
– Малопонятное заявление, - вздохнул председатель, кладя листок на стол.
– Прямо скажем, совсем непонятное! Может, объясните, Клименко?
– Высказался, умник! Дискретирует! Каковой! Покрасовался перед народом - эвон, все смеются! Забирай заявление, сейчас забирай!
– Молчи, Клавдия!
– Василий Фомич, - улыбаясь обратился к старику Селецкий,- вам заявление случайно не Супоросов писал?
– Щенок...
– сквозь зубы процедил Супоросов.
– Цуцик. Я б тебе в другом месте...
Зал загудел. Вот оно, начинается...
– Ну-ну!
– нахмурился Хохлин, в недавнем прошлом известный в городе хоккеист.
– Так-то зачем?
– Угрозы - это не аргумент, - сказала старушка Крупнова, адресуя свое замечание одновременно и Супоросову, и жене Клименко.
– Товарищ Клименко, объясните спокойно суду, какие у вас претензии к товарищу Селецкому?
– А такие претензии, - озлившись, вскочил с подоконника заявитель, старый, шибко сношенный жизнью человек, - такие претензии, что он мне который уже раз бутылки вермута в пузырьки превращает!
– А? Ха!-коротко хохотнул Хохлин.- Как же это? Зачем?
– А это уж вы Валерку спросите, как да зачем. А только глянет он, кобра вредная, на бутылку, и масштаб меняется: была бутылка вермута, а стал пузырек!
– Клименко! Вас же серьезно спрашивают, - сморщился председатель. Серьезно спрашивают, серьезно и отвечайте!
– Куда уж тут серьезнее! И этикетка та же, и стекло толстое, зеленое, а размер - пузырек. И на пункте ие берут.
–
– ласково отозвалось из зала, и все повернули головы на этот голос.
– Со всей бы охотой принял бы у вас, голубчик, ваши удивительные пузырьки, но, к величайшему моему сожалению, не имею права!
– Вот и Мильпардон подтверждает!
– обрадовался старик.
– Комиссией установлено наличие в квартире Клименко четырнадцати таких бутылочек, - в гробовой тишине зала сообщила старушка Крупнова.
– Я думаю, Степан Гаврилович, акт проверки сейчас зачитывать не стоит. Потом уж, по обоим заявлениям...
– Ясное дело, - кивнул председатель.
– Ну, бутылочки эти, ну, нестандарт, - вопрошал он истца, продираясь к истине, - а Селецкий-то тут при чем? Он-то при чем, спрашиваю?
– Так он же их и превращает, вот при чем!
– ответствовал Клименко. Хоть вовсе не покупай!
– Вот и не покупайте, Василий Фомич, - подхватил Селецкий, - чего ж нестандарт-то разводить?
Кто-то фыркнул, кто-то хохотнул, кто-то шумно перевел дыхание, и снова в зале напряженнейшая тишина - слова бы не пропустить.
– Ну что за чушь, - страдающим голосом проговорил председатель,- и устная чушь, и письменная! Я, впрочем, так и думал, что этого мутного заявления никакие объяснения не прояснят.
– Кстати, Степан Гаврилович,- вставила старушка Крупнова, - одна из этих бутылочек передана комиссии пострадавшим и находится у Перловой, которая почему-то не изволила сюда явиться.
– Да какой он, к лешему, пострадавший!
– вновь раздался голог стариковой жены.
– Слушайте вы его больше, товарищи судьи! Это мы с дочкой-внучкой через него, недолеченного, страдаем!
– Гражданка Клименко!
– застучал по графину председатель-Не вскакивайте и не кричите! Не глухие тут.
– А не глухие, так меня слушайте!
Дородная женщина начала было протискиваться из своего ряда, но махнула рукой и продолжала с места:
– Мы же Валеру с Валентиной сами и попросили, с дочкой моей. Это же Валера Фомича от выпивки отучал! Как первый раз случайно уменьшил, так мы потом его все время и просили,-объясняла она то судьям, то залу, поворачиваясь во все стороны.-Делай, говорим, милый, раз можешь, лечи ты его своим способом!
– Въехал ты на маневренный на мою го лову, Валерка!-стоном подал голос с подоконника старик Клименко.
– На твою, на твою!
– торжествующе закивала жена.
– На твою голову, да на наше спасение. Вермуту он ему убавил! Да он тебе, идолу, жизни прибавлял, печенку твою трухлявую спасал, а ты на него-донос... Эх, Фомич, продажная ты душа, с Супоросовым стакнулся! А все равно и с его бутылками та-г кое же будет!
– Все сказали?
– каким-то вялым голосом спросил председатель.