Умереть бы раньше, чем проснуться
Шрифт:
Дженни сидела за партой и делала домашнее задание, а мисс Флэгг что-то там исправляла. Я не знал, что же мне предпринять, и постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание Дженни. Она меня заметила, так же как и мисс Флэгг, которая велела мне войти в класс.
— Ну что ж, Томас, — произнесла она ядовито, — поскольку похоже, что вы не в состоянии удалиться за пределы школы, будет лучше, если вы сядете и будете заниматься. Нет, не здесь, на другую парту, не так близко к Дженни.
Прошло несколько минут, и дело обернулось совсем плохо, когда мисс Флэгг произнесла:
—
Не в силах больше сдерживаться, я закричал:
— Нет, не позволяйте ей уходить, мисс Флэгг! Заставьте ее остаться! Не отпускайте ее! Она пойдет за леденцами и…
Мисс Флэгг рассердилась и, стуча по парте, заставила меня замолчать:
— Хватит! Не желаю больше слышать ни одного слова! Каждый раз как вы откроете рот, получите полчаса штрафного времени!
Дженни собрала уже свои книжки, и я сделал еще одну попытку.
— Дженни! — крикнул я. — Не уходи! Подожди меня во дворе!
Пораженная таким непослушанием, мисс Флэгг поднялась и, подойдя ко мне, спросила с угрозой в голосе:
— Вы хотите, чтобы я позвала директора? Я переведу вас в 6-й «Б», если снова это услышу. Я сделаю так, что вас исключат из колледжа за неповиновение! — Никогда еще я не видел ее такой рассерженной.
Но хуже всего было то, что Дженни тоже рассердилась, причем на меня.
— Предатель! Ябеда! — бросила она мне негромко и вышла, закрыв за собой дверь. Я видел в окно, как она уходит…
Я пытался как-то объяснить все мисс Флэгг, но она не желала меня слушать. Все равно я был так взволнован, что не мог сказать ничего вразумительного.
— Дженни пойдет за леденцами и больше никогда не вернется… и страницы газет, я имею в виду первые страницы, их вырвут…
Я плакал, и понять, что я бормочу, было невозможно. Мисс Флэгг писала записку моему отцу о моем дурном поведении.
— Это все так же, как с Милли Адамс, и вы будете в этом виноваты!..
Мисс, Флэгг не было в школе, когда произошла та история с Милли Адамс, тем более она не могла понять, что же я хочу ей сказать. Итогом всей этой сцены стало то, что мисс Флэгг добавила мне еще полчаса после занятий; всю неделю мне придется сидеть здесь до шести часов. Кроме того, что меня так надолго задерживали в классе, я еще должен был прийти в школу с отцом… и что-то там еще, и еще, и еще. В общем, я проиграл и понимал это; я буду заперт в классе, пока солнце не сядет и во дворе не начнет темнеть. Мисс Флэгг зажгла уже свет, но не отпустила меня ни минутой раньше шести.
Когда я наконец вышел из школы, на улицах было пустынно и темно, только на углу горела неоновая арка. Пока светило солнце, на этом самом углу стоял тент, отбрасывающий голубую тень, но к этому времени его уже убрали, и человека, настороженно озирающегося вокруг, тоже не было. У меня всегда пробегал холодок по спине, когда я проходил мимо этого места.
В тот
— Томми, ты Дженни видел? Уже очень поздно, а ее все нет, наверное, она зашла к Эмме. Если увидишь ее, скажи, чтобы немедленно шла домой, хорошо? Уже шесть пробило, мне не нравится, что она так долго задерживается…
Мне стало совсем худо, но я не отважился поделиться с ней своими страхами, а просто ответил:
— Хорошо, скажу. — И помчался оттуда как сумасшедший.
Эмма жила очень далеко, но я непременно должен был туда пойти, пусть даже только убедиться в том, что уже знал. Дженни там не было. Эмма вышла ко мне из дома, жуя кусок хлеба, и сказала, что Дженни вообще никогда к ней не заходит. Будь в доме Эммы телефон, мне не пришлось бы тратить столько времени на дорогу. Ничего другого не оставалось, как возвращаться к себе домой.
Признаться, я боялся туда идти, ведь шесть давно уже пробило. Отец был дома, и ужин стоял на столе. Мне показалось, что родители хоть и встретили меня с недовольными лицами, были чем-то испуганы…
О Дженни мне не удалось сказать ни словечка. Стоило мне раскрыть рот и признаться, что я был сегодня наказан, — а это была только первая часть того, что я собирался рассказать, — отец рассердился и отправил меня в мою комнату. Я попытался еще что-то сказать, но в этот момент он увидел записку мисс Флэгг — и все было кончено. Он страшно расшумелся и запер меня на ключ.
Я был единственным человеком, который хоть что-то знал о случившемся, но никто меня не слушал, никто мне не верил, и никто не хотел мне помочь. Я ничего не сумел рассказать ни мисс Флэгг, ни матери Дженни и, самое обидное, — моему отцу, который бы, я уверен, меня понял. Все, теперь уже поздно; я сел на кровать и сжал голову в руках.
Тут зазвонил телефон, а потом я услышал испуганный мамин голос:
— Нет, нет, Том! Не может быть!
— А что, ты думаешь, иначе могло быть? Шеф говорит, что на переезде нашли ее брошенные учебники. Я тебе говорил, что он примется за старое, если мы его не поймаем… помнишь, в тот, первый раз.
Я знал, что они говорили о Дженни!
Я подбежал к двери и начал стучать и кричать.
— Папа! Выпусти меня на минутку! Я могу описать тебе этого человека! Я его видел собственными глазами!
Но входная дверь захлопнулась, и я так и не успел сказать все, что знал; моя мать, наверное, ушла вслед за отцом — успокаивать миссис Мэйерс. Я продолжал стучать в дверь, хотя понимал, что в доме никого, кроме меня, нет.
В растерянности я снова присел на кровать, сжав голову руками, и задумался: как же они смогут поймать этого человека, если они его никогда в жизни не видели… Я же его хорошо рассмотрел, а они мне не дали ничего сказать! И я должен сидеть тут взаперти, я, единственный, кто знает, как все было на самом деле!