Умереть, чтобы воскреснуть
Шрифт:
Глава 1
Эту мечеть местные называли Синей из-за тысяч изразцов небесно-голубого, бирюзового, насыщенно-синего и фиолетового цвета на огромном куполе и башне минарета. Веденееву и Пашутинскому показали в Москве множество снимков, среди них и фотографии мечети с разных точек. Но реальная мечеть, прокаленная солнцем, овеянная песчаными бурями, выглядела гораздо красивей, чем можно было ожидать.
Мимо кофейни медленно прокатил внедорожник «Тойота-Лэндкрузер» — именно его поджидали двое российских граждан. До мечети еще оставалось метров двести, но водитель из религиозного благоговения
Впереди, в своей традиционной невысокой папахе сидел бывший и, о, президента Ичкерии, главный чеченский казначей при Дудаеве и Масхадове бригадный генерал Зелимхан Яндарбиев.
— Хорошо выглядит, — заметил Веденеев, делая глоток из крохотной чашечки.
Им показывали фотографии разных лет общим числом не меньше сотни. Вот Зелимхан в камуфляже, вот он под зеленым знаменем принимает на Коране президентскую присягу. Подписывает договор с Черномырдиным, дает интервью арабскому журналисту. Вот личная встреча в Кабуле с муллой Омаром, после которой правительство Талибана приняло решение признать независимость Чечни и установить дипломатические отношения.
А это уже снимки времен изгнания — Турция, Пакистан, Катар.
Последний снимок из архива ФСБ был годичной давности. На нем Зелимхан с его знаменитой родинкой выглядел уставшим, бледноватым, с «думой на челе» о судьбах родного народа. Сейчас за стеклом кондиционированного джипа маячило лицо с ровным загаром и неопределенной улыбкой на полных губах.
— Здоровеньким помрет, — одними губами произнес Пашутинский, глядя, как грузный низкорослый «казначей» выходит из машины в сопровождении двух широких спин.
— Не говори «гоп», Володя, — поморщился Веденеев.
Ему с самого отлета не нравилось настроение напарника. Тот отправлялся в Доху как на легкую прогулку. Здешние арабы в его представлении остались все теми же пастухами верблюдов, что и прежде.
Понастроили на нефтяные миллиарды небоскребов, пересели на джипы, но по сути остались кочевниками. Сам Веденеев так не считал и удивлялся — почему начальство решило послать сюда человека плохо знакомого с Ближним Востоком.
Сняв обувь у резных дверей, Зелимхан направился в прохладный зал мечети, чтобы предстать с молитвой перед Аллахом. Оба сотрудника ФСБ были заняты более прозаическими и насущными вещами — изучали условия для того, чтобы отправить Яндарбиева на прямую аудиенцию ко Всевышнему.
Внимание их было приковано к черному «Лэндкрузеру», который, казалось, плавился на солнцепеке. Оба телохранителя вошли в мечеть вместе с Яндарбиевым, и внедорожник остался без присмотра.
Машин на стоянке собралось не меньше полусотни. Дежурил здесь худой, дочерна загорелый юноша, принимавший оплату. Задача выглядела простой: отключить охранную сигнализацию яндарбиевского авто и незаметно прилепить к днищу взрывное устройство.
Зелимхан приезжал в эту мечеть трижды в неделю из своего дома, выделенного катарским эмиром, в престижном квартале дипломатических особняков. Дольше всего задерживался в пятницу, об этом двух сотрудников проинструктировали еще в Москве.
«Сегодня среда, день последней примерки „костюмчика“ для этого ублюдка. В пятницу работа должна быть сделана — сделана так, чтобы комар носа не подточил» — это четко понимали оба сотрудника ФСБ.
В кофейне подавали кофе дюжины разновидностей: черный, двойной черный, с корицей, лимоном, молоком, взбитыми сливками, перцем и прочим.
Пашутинский пил не слишком аккуратно, на блюдце красовалась коричневая лужица.
Многое в напарнике раздражало Веденеева.
Утешало одно: задание свело их ненадолго, уже вечером в субботу они вернутся в Москву. Там, в Москве, отчет о проделанной работе будут принимать у каждого по отдельности. И вряд ли их еще раз отправят куда-нибудь вместе. Не потому, что не сошлись характерами. В ФСБ вообще не способствуют появлению стабильных пар или троек.
Во взаимной притирке больше минусов, чем плюсов. Идеал — это полная взаимозаменяемость сотрудников.
Оба засекли время, но ни один при этом не взглянул на часы. Ни тогда, когда черный внедорожник вырулил из-за угла, ни потом, когда его покинули водитель и пассажиры. Внутренние часы у обоих шли с малой погрешностью.
По знаку Пашутинского со стола убрали пустые чашки и блюдца с нежными скорлупками от фисташек. ,Еще раз протерли его тряпкой не первой свежести и поставили, сняв с тусклого металлического подноса, еще две полные чашки. Всем этим занимался молодой парень того же возраста, что и парень на стоянке. В Катаре, как и на всем Ближнем Востоке, женщин в обслуге не увидишь. Нет официанток, продавщиц и так далее — всю эту работу выполняют исключительно мужчины.
— Серебро? — по-английски спросил у парня Пашутинский, постучав по подносу ногтем.
Подделываться под местных от них не требовали. Иностранцев в Катаре больше, чем арабов, — гастарбайтеры, туристы. Чужая речь здесь не режет слуха, особенно все привыкли к международному языку — ломаному английскому.
Поднос отчасти был похож на серебряный. Пашутинский прекрасно знал, что это подделка, но все же спросил. Иногда полезно глуповато выглядеть.
Праздные и глуповатые люди вызывают меньше подозрений и «до» и «после», когда человеку приходится давать показания.
Парень улыбнулся и покачал головой. Он привык к специфическим интересам приезжих. Медные и позолоченные, серебряные и бронзовые изделия — главные сувениры, которые туристы увозят домой. С утра до вечера они толпами бродят по узким улочкам старого города. Разглядывают кувшины с насечкой, вычеканенные на блюдах сказочные сюжеты, звенят верблюжьими колокольчиками. Роются в больших чанах, доверху наполненных дешевыми кольцами и перстнями.
По подсчетам Веденеева, Зелимхан и его, телохранители покинули мечеть спустя сорок одну с половиной минуту, его напарник насчитал почти сорок две. Чеченец выглядел уже не таким веселым, зато весь лучился умиротворенностью. Внедорожник проехал мимо в обратном направлении, теперь гораздо шустрей.
Напарники не сразу покинули кофейню. Выдержали достаточно долгую паузу, чтобы никто из случайных свидетелей не смог сопоставить два события: отъезд одних и отбытие других.
Черный внедорожник въехал во внутренний дворик особняка, выложенный плиткой. Зелимхан жил здесь уже три года вместе с семьей, успел посадить несколько абрикосовых деревьев и много цветов.
Пищу принимал под полотняным навесом — иногда вместе с сыном, иногда с заезжим гостем, но чаще в одиночестве. Стол накрывала сама жена, она и готовила — домработница занималась только уборкой.