Умереть, чтобы воскреснуть
Шрифт:
Или на квартиру, где богатенькие Буратино сражаются в преферанс.
— Преф все-таки не рулетка. Если «классику» считать азартной игрой, тогда и шахматы тоже.
— Не игра ведь важна, а игрок.
— Согласен. Везучий он или нет?
— Везучий, собака. Его уже не во все казино пускают.
— Чем этот товарищ занимается в свободное от игр время?
— Выперли из института. Отец добился, восстановили. Через полгода не выдержали и выперли снова. Прямо на занятиях играл под бабки. Отбирали колоду — он кости из кармана доставал. Отсаживали
— О нем, ты, похоже, больше знаешь.
— Потому что любитель хвастаться. Если заведется, слова никому вставить не дает.
— Зовут как?
— Мирон Митрохин. К нам он, правда, не приставал со своими пари, считал, что сотрудникам расплачиваться нечем.
Глеб перевел взгляд на стриженую рыжеволосую девушку в черной майке и бриджах: ухватив клюшку, как автомат, она направила ее на Мирона.
— Лена Ричи. Это не фамилия, а прозвище. Фанатка Гая Ричи, ее подкалывают, будто она его вторая, заочная жена после Мадонны. Знает наизусть «Карты, деньги, два ствола», цитирует к месту и не к месту.
— Где учится?
— Тоже в МГИМО, пойдет по стопам отца и всей родни по отцовской линии. В свободное время рисует комиксы… Ну и последняя — Вероника. Они все помешаны на модном и стильном барахле, но эта дура особенно. Ни о чем другом не в состоянии говорить — только о шмотках, косметике, мобильниках, тачках. Закончила юрфак, член гильдии адвокатов. Но никто ей пока даже самого сраного дела не доверил.
Вероника как раз общалась по сотовому и держалась особняком. На зеленой подстриженной траве поля для гольфа она смотрелась самым ярким пятном в своем красном брючном костюме.
Посторонних игроков и зрителей здесь не было. Компания заплатила за два часа исключительного пользования.
— Но ведь они же не целые сутки проводят вместе. Как вы обходились втроем?
Переведя взгляд на собеседника, Сиверов не мог не почувствовать резкий контраст с «великолепной пятеркой». Дешевая и не слишком свежая тенниска, сумрачно-сосредоточенный взгляд и тускловатые белки глаз — признак усталости от непрерывного напряжения. С другой стороны, Михалыч выглядел плотным, жилистым, земным созданием по сравнению с компанией, нарисованной на траве акварельными красками. Может быть, при ближайшем рассмотрении в них тоже проступит материальное начало?
— Да они не могут друг без друга, — ответил Глебу предшественник. — Начало учебного года их, конечно, разводит. А сейчас, во время каникул, они целыми днями вместе. Одни не учатся, у других нет работы. «Дольче вита», одним словом.
— Странно, что они в Москве. Им бы сейчас полагалось валяться где-нибудь на средиземноморском пляже.
— Они и собирались туда. Родители не пустили. Сочли, что здесь больше возможностей обеспечить их безопасность. Часть времени компания торчит за городом, там у родителей Дениса коттедж со всеми прибамбасами. Однажды наш бывший сослуживец пытался проникнуть туда среди ночи.
— Пытался проникнуть? — удивился Слепой. — И никто при этом не пострадал?
— У него, как я убедился, своеобразный кодекс чести. Не хочет стрелять в бывших коллег.
— Черт возьми, я готов прослезиться.
Слепой все больше убеждался — такого задания у него еще не было. До сих пор он был скорее киллером на государственной службе, чем телохранителем. Всегда действовал против врагов, не брезгующих ничем, и никогда еще не имел подобного рода противника.
— А вы, значит, тоже…
— Мы стреляли, как положено. Только ведь он знает наши методы работы от и до. Смог уйти живым и невредимым.
— Как молодежь перенесла стрельбу?
— Для них это все как приключение, как кино.
Они вообще не чувствуют реальности выстрелов, ни разу не видели, как свинец вышибает мозги.
— Никто не испугался? Даже девчонки не закатили истерику?
— Скоро сам убедишься, как они к этому относятся.
Михалыч снял шапочку с козырьком и провел рукой по волосам ото лба к затылку. Он выглядел безмерно уставшим и подавленным. Слепой знал, что ждать гораздо тяжелей, чем действовать самому. И его самого будет тяготить работа охранника, цепного пса на привязи.
— Так тебя за случай в коттедже решили убрать?
— Тому случаю уже неделя исполнилась. Скорей за вчерашнее. Вчера я не выдержал, выложил Прилукской все, что о ней думаю. Достала уже, — Михалыч провел ребром ладони сперва под подбородком, потом над головой. — С одной стороны, я рад, что избавился. С другой… Противно, что на первую же ее претензию с такой готовностью отреагировали.
«Великолепная пятерка» лишний раз убедилась, что мы действительно холуи, заменить нас даже проще, чем затребовать другого официанта.
Шапочку с козырьком он не стал подбирать, он в ней больше не нуждался.
— Какую с тебя требовали отчетность?
— Насчет этого пожаловаться не могу, особо не грузили. Писать заставляли по минимуму.
— Для Филиппыча?
— Работа здесь под началом подполковника Звонарева.
— Нормальный мужик?
— Я так и не понял. Слишком редко контачили. Он не придирался по пустякам. Но много о чем умалчивал.
— Может, не по своей инициативе?
Предшественник пожал плечами. Ему явно хотелось поскорей убраться с поля. Хоть он и сам спровоцировал свое увольнение, все равно этот факт останется пятном в его послужном списке.
На двух открытых легких электромобильчиках компания молодежи поехала к водной преграде, обозначенной красными колышками. Где-то там упал после очередного удара мяч. Слышались громкие, с небрежным шиком произносимые термины: питч, слайс, богги.
Слепой уже внутренне взял на себя ответственность за молодых людей. Двое сотрудников справа и слева от корта побежали трусцой за компанией. Глеб тоже двинулся небыстрым, но широким шагом. Предшественник вынужден был следовать рядом с ним — он не получил пока позволения отправляться восвояси.