Умм, или Исида среди Неспасенных
Шрифт:
– Какую вещь ты сегодня играла, Ай? – спросил мистер Уорристон, ставя передо мной чашку чая.
– Точно не знаю. Это любила играть кузина Мораг, – призналась я, сделав глоток из чашки.
Мы сидели в гостиной одноэтажного домика Уорристонов. Окно выходило на задний двор, где миссис Уорристон развешивала белье; по-весеннему свежая роща скрывала реку и железнодорожные пути, а над кронами деревьев возвышалась башня собора. Я сидела на жестком деревянном стуле, который мистер У. специально принес для меня из кухни (мягкая мебель у нас запрещена); сам он устроился полулежа в кресле. Я была в гостях у этой семьи всего в третий раз за минувшие три месяца, хотя меня не раз приглашали после того случая, когда я впервые сыграла для мистера У.
Мистер Уорристон задумался.
– Мне показалось, что-то в духе… Вивальди.
– Он ведь был священником?
– Да, поначалу, если не ошибаюсь, он принял духовный сан.
– Вот-вот.
– Ты слышала его «Времена года»? – спросил мистер У. – Могу поставить диск.
Я не решалась ответить. Ведь нам не пристало слушать столь одиозную штуку, как CD-плеер; в учении моего деда ясно сказано о неприемлемости электроники. Заводной граммофон – еще куда ни шло, если проигрывать на нем классическую или духовную музыку, но даже радио считается порочным (по крайней мере, в повседневных или развлекательных целях; а так у нас был древний ламповый приемник, чтобы практиковать Радиогностику, и многие годы после переезда из Ласкентайра две ветви нашего Ордена поддерживали связь с помощью коротковолновой радиостанции).
Пока я мучительно терзалась раздумьями, мистер Уорристон встал, сказав: «Давай-ка включим…» – и направился к скоплению черной аудиоаппаратуры, которая компактно и замысловато располагалась на комоде в углу комнаты. Мистер У. открыл ящик под темным агрегатом и вынул пластмассовую коробку. Я завороженно наблюдала, но при этом невольно стискивала зубы, ощущая себя не в своей тарелке рядом с такой техникой.
От пронзительного звонка, донесшегося из прихожей, я вздрогнула и едва не опрокинула чашку.
Мистер Уорристон, обернувшись ко мне, заулыбался.
– Это всего лишь телефон, Ай, – добродушно сказал он.
– Сама знаю! – насупилась я.
– Одну минуту. – Мистер У. вышел в прихожую, оставив пластмассовую коробочку на проигрывателе.
Я разозлилась на себя, что покраснела. Всем своим существом осознаю звание Богоизбранницы, но перед лицом даже самых простых изобретений современного мира подчас веду себя, как боязливый ребенок. Ну и ладно, такие случаи укрепляют смирение, повторила я про себя. Откусив кусочек диетического печенья, лежавшего у меня на блюдце, я оглядела комнату.
Нам, Спасенным, видится какая-то неодолимая притягательность в убранстве, которым окружают себя те, кого мы зовем Неверными или еще того хлестче (разумеется, не в глаза). Эта комната с безукоризненными светлыми обоями была обставлена массивной мягкой мебелью, в которой, казалось, недолго утонуть; ковер без видимых швов, будто разлитый по всему дому, включая прихожую и ванную, простирался до самого порога выложенной кафелем, идеально чистой кухни; единственное высокое двустворчатое окно приглушало до отдаленного шепота даже грохот проносящихся мимо поездов, от которого на улице можно оглохнуть. В доме пахло чистотой, медикаментами и химией. Мне, если не ошибаюсь, удалось различить ароматы дезодоранта, лосьона, духов, а может, просто стирального порошка.
(По нашему мнению, от большинства Неверных исходит лекарственный или цветочный запах; в силу возраста и неоспоримого главенства Сальвадора никто не может запретить ему пользоваться ванной, но всем остальным просто не хватает воды, холодной и горячей, чтобы принимать ванну чаще раза в неделю. Когда же наконец подходит наша очередь, мы зачастую только ополаскиваемся, тем более что использование ароматической пены и туалетного мыла все равно не приветствуется. В результате всех ограничений, а также из-за того, что многие из нас занимаются тяжелой физической работой в одежде, которую нет возможности менять или стирать каждый день, от нас частенько больше пахнет нашим телом, нежели чем-то другим, а Неверные, зная об этом, не перестают нас подкалывать. Понятно, что мне самой нечасто приходится выполнять черную работу, но все же по воскресеньям, перед тем как идти в Данблейн на встречу с мистером Уорристоном, я обычно устраиваю помывку.)
Но самое главное – у них в доме есть электричество.
Покосившись в сторону прихожей, я наклонилась к столику подле кресла миссис Уорристон, где под настольной лампой лежала стопка толстых книг. Моя рука нащупала выключатель: щелк – и лампа зажглась, вот так, без малейшего усилия. Щелк – погасла.
Я содрогнулась от стыда за такое ребячество. Но это был урок, пример того, как простейшее техническое приспособление может сбить с толку, обмануть, поманить мишурой, ввергнуть мысли в хаос и породить одержимость, заглушая слабый, тихий голос, которым единственно и напоминает о себе Бог. Я снова украдкой взглянула в сторону прихожей. Мистер Уорристон все еще разговаривал по телефону. Поставив чашку на столик, я пошла рассматривать CD.
Коробочка не представляла никакого интереса, а вот радужно-серебристый диск завладел моим вниманием.
– Поразительная штука, верно? – сказал Уорристон, возвращаясь в комнату.
Я кивнула, робко передавая ему диск. Меня так и подмывало спросить мистера Уорристона, нет ли у него записей моей кузины Мораг, всемирно известной баритонистки, но это могло бы выглядеть как хвастовство достижениями другого человека, так что я сдержалась.
– Трудно поверить, что сюда втиснуто семьдесят минут музыки, – продолжал он, наклоняясь к устройству.
На панелях вспыхнуло множество ярко-красных, зеленых и желтых огоньков; мягко высветились янтарные окошки с отчетливыми черными надписями. Мистер Уорристон нажал какую-то кнопку, и из щели выскользнула небольшая подставка. Уорристон положил на нее диск, снова надавил на кнопку, и лоток уехал внутрь.
– Кто-то, наверное, скажет, что звук якобы не живой, но по мне…
– Их нужно переворачивать, как пластинки? – спросила я.
– Что? Нет. – Мистер Уорристон выпрямился, нажал Другую кнопку, и нас окружила музыка. – Нет, проигрывается только одна сторона.
– А почему? – спросила я.
Это поставило его в тупик.
– Веришь ли, понятия не имею, – озадаченно сказал мистер Уорристон. – Действительно, почему бы не делать записи с обеих сторон, чтобы увеличить объем… – Он уставился на плеер. – Можно использовать два лазера или просто переворачивать вручную… хм. – Он улыбнулся мне. – Надо написать в рубрику «Спрашивайте – отвечаем». В самом деле хороший вопрос – Он кивнул в сторону моего деревянного стула. – Давай-ка тебя немножко развернем, для лучшего стереоэффекта, не возражаешь?