Умм, или Исида среди Неспасенных

Бэнкс Иэн М.

Он глубоко вздохнул, ухмыльнулся и покачал головой.

– Ну, так и быть, только помни: земные удовольствия тебе не заказаны. – Его рука снова погладила мою. – Всегда об этом помни. Мы не чураемся счастья, мы ценим веселье и любовь. Ты просто обязана вкусить безоглядного наслаждения. – Оставив в покое мою руку, он демонстративно осмотрел меня с головы до ног. – Созрела, девушка, – сообщил он. – Прямо кровь с молоком. – Кустистые седые брови изогнулись дугой. – Скорей бы Праздник, а? – Он подмигнул.

Под пристальным взглядом Благословенного Сальвадора я отчаянно вздернула подбородок.

Думаю, рано или поздно мне придется описать свою внешность, и сейчас вполне подходящий момент, чтобы с этим покончить раз и навсегда. Рост несколько выше среднего, телосложение не хлипкое, но и не плотное. Обычно хожу с короткой стрижкой, но если волосы отрастить, они будут совершенно прямыми. Волосы, кстати, на удивление светлые, учитывая мой цвет кожи, который примерно отражает соотношение кровей три к одному (хотя в минуты самолюбования приятно думать, что от бабушки Аасни, скуластой красавицы гималайского происхождения, мне досталось чуть больше положенного); глаза большие, голубые; нос маловат, губы чересчур полные. Если не делать над собой усилия, рот почему-то остается слегка приоткрытым, даже видны ничем не примечательные передние зубы. Вроде бы раньше я отставала в физическом развитии, но теперь наконец все наладилось. Грудь, к моему несказанному облегчению, не отличается особой пышностью; талия осталась тонкой, а бедра слегка раздались. В результате уже целый год никто не говорит (по крайней мере, в глаза), что у меня мальчишеская фигура, – и на том спасибо.

На мне была белая блуза (застегнутая, как положено, наизнанку), узкие черные брюки и удлиненная дорожная куртка, которая неплохо сочетается с широкополой шляпой. Когда я так одеваюсь, мой братец Аллан дразнит меня проповедницей.

– Конечно, мы все с нетерпением ждем Праздника, дедушка, – ответила я.

– И это хорошо, рад слышать, – сказал он. – Стало быть, отправляешься в Данблейн?

– Да, дедушка.

– Вечерком зайдешь? У меня созрели кое-какие формулировки.

– Непременно зайду.

Я помогала ему в составлении окончательного (как мы все полагали) текста нашей священной книги под названием «Ласкентарианское Правописание», в которую с небесного благословения непрерывно вносились поправки аж с тысяча девятьсот сорок восьмого года, когда дедушка только-только начал свою деятельность.

– Вот и славно, – сказал он. – Ну, желаю приятного… уж не знаю, как и назвать такое занятие, когда бренчат на органе, – заулыбался он. – Ступай с Богом, Айсис. И не любезничай с незнакомцами.

– Спасибо, дедушка. Постараюсь.

– Я не шучу. – Он вдруг нахмурился. – Меня в последнее время не оставляют предчувствия… насчет репортерской братии. – Его губы нервно дрогнули.

– Тебе было видение, дедушка? – спросила я, стараясь не выдать своего интереса.

Изначально видения играют огромную роль в нашей вере. Первое видение посетило деда сорок семь лет назад: точнее, это была целая череда видений, которые на раннем этапе помогли нашей Церкви справиться со многими превратностями судьбы. Мы безраздельно доверяли и радовались видениям нашего Основателя, хотя с годами они потускнели и сделались весьма редкими: возможно, виной тому – он и сам это признавал – был его возраст.

У него на лице мелькнула досада, которая тут же сменилась задумчивостью.

– Я бы не рискнул назвать это видением и уж тем более откровением, – произнес он. – Простое предчувствие, понимаешь?

– Понимаю. – Мне хотелось его успокоить. – Не сомневайся, я буду осмотрительна.

– Умница, – похвалил он.

Взяв шляпу, я покинула «Когитарий». Сестры уже вышли из ванной, полностью обсохшие и благоухающие свежестью. Я миновала гористый пейзаж спальни, приблизилась к выходу из этого полумрака и у порога прихожей подхватила с полу свои башмаки.

– Как он сегодня? – спросила сидевшая за конторкой Эрин, пока я завязывала шнурки.

Она покосилась на мою обувь с таким видом, будто заметила какую-то гадость, прилипшую к подошвам.

– По-моему, в бодром расположении духа, – сообщила я и получила одобрение в виде ледяной улыбки.

***

– Ай, здорово! – бросил Аллан, выходя на площадку одновременно со мной, только с противоположной стороны. Мой старший брат высок ростом и хорошо сложен; у него соломенные волосы и светлая кожа, цвет глаз – как у меня, но взгляд более пронзительный. Широкоскулое лицо, самоуверенная усмешка. Глаза обычно стреляют по сторонам: он, допустим, ведет беседу, подкупающе улыбается, но не смотрит перед собой и лишь изредка встречается с вами взглядом, желая проверить, внимательно ли его слушают; впрочем, если ему нужно убедить собеседника в искренности своих намерений, он начинает буквально сверлить его взглядом. Аллан уверяет, будто покупает себе одежду, как и все мы, на благотворительных распродажах в Стерлинге, хотя можно только гадать, как он откапывает там безупречные костюмы-тройки и шикарные блейзеры, которые сидят на нем как влитые. Но надо отдать ему должное: отправляясь вместе с нами за пределы Общины, он, несмотря на нелицеприятные подозрения в тщеславии, всегда выбирает скромную, поношенную деревенскую одежку. В то утро на нем были «вареные» джинсы со стрелкой, рубашка в клетку и твидовый пиджак.

– Доброе утро, – отозвалась я. – Берни сказала, у тебя ко мне дело.

Аллан с улыбкой передернул плечами:

– Так, ничего особенного. – Он двинулся за мной вниз по лестнице. – Просто до нас дошли слухи, что тетушка Бриджит не собирается возвращаться к Празднику. Вот я и подумал: может, ты должна об этом упомянуть.

– Вот как? Да, жаль, что она не приедет. Но ты сегодня увидишься с дедом, сам ему и скажешь.

– Сказать-то скажу, но от тебя он такие известия воспринимает лучше, согласись. Ты же его любимица, правда? Так ведь, Ай?

На нижней ступеньке он ткнул меня локтем в бок и с хитрецой ухмыльнулся. В прихожей по-прежнему пахло мастикой, а пол блестел, словно каток; Элиас и Хэрб уже ушли.

– Тебе виднее, – ответила я.

Он придержал дверь, пропуская меня вперед, и мы вышли во двор. Аллан застегнул твидовый пиджак.

– В Данблейн собралась?

– Да, а что?

– Так, ничего. – Мы ступали по мокрым булыжникам. Аллан вглядывался в туманную дымку. – Пройдусь-ка до ворот, – сказал он. – Подсоблю тому, кто за почтой пошел. – Он поправил замявшуюся манжету и пояснил: – Сегодня доставят объемистые пакеты. Может, даже большую коробку.

Все необходимое мы выписываем по каталогу; о причинах – кому-то они покажутся странными – скажу позже. Что касается походов за почтой, здесь тоже есть свои тонкости и подводные течения.

Посреди двора мы остановились лицом друг к другу.

– А… как подвигается редактирование? – поинтересовался Аллан.

– Своим чередом, – ответила я.

– Исправлений много? – спросил он, едва заметно понизив голос, и невольно покосился в сторону особняка.

– Умеренно.

Аллан задержал на мне взгляд: видимо, хотел уколоть саркастической репликой, но передумал.