Умом мужчину не понять

Авророва Александра

Как ни странно, от сознания неотвратимости случившегося стало легче. Нет ничего хуже, чем задним числом грызть себя, с маниакальным упорством пытаясь вычислить, что ты сделала не так и где именно следовало подстелить соломки. Мишка ее разлюбил, а полюбил Лану. Любые Светины усилия были бы бесплодны — ведь любовью распоряжается Господь Бог, а не мы, грешные.

Немного успокоившись, она налила себе в чашку коньяка и залпом выпила. Опьянения не почувствовала, но по жилам побежало тепло. «Почему Мишка не сказал мне правды? — горько подумала она. — Да, из-за детей. Неужели он считал, что я не позволю им встречаться с отцом? Конечно,

сгоряча я способна наговорить ужасных вещей, но я ведь отходчивая. Машка с Ванькой ни в чем не виноваты, и я бы никогда не превратила их в орудие мести. Неужели Мишка так же слеп в отношении меня, как я в отношении него?» Света вдруг поняла, что, если б муж признался в измене сам и сразу, ей было бы вполовину не так больно. Что боль от вчерашнего обмана куда сильнее боли от завтрашней разлуки. Возможно, она тоже давно не любит по-настоящему, только не замечала этого? Хорошо бы, если так, это был бы наилучший выход. И она принялась повторять, словно заклинание: «Я не люблю его по-настоящему, я не люблю его по-настоящему». Если очень долго что-то повторять, вдруг оно возьмет да сбудется?

От телефонного звонка Света вздрогнула, словно по меньшей мере обвалился потолок. Высветился номер Мишкиного мобильника… сердце бешено заколотилось о ребра… она не хочет поднимать трубку, она боится! Хотя чего бояться? Хуже уже не будет. И Света дрожащим голосом произнесла:

— Да?

— Светка, не дури, — без предисловий начал Мишка. — У нас дети. Кстати, они вот-вот вернутся.

— Я отправила их к маме, — ответила она. — Незачем вываливать на них наши проблемы. Не волнуйся, я не собираюсь лишать тебя возможности видеться с детьми. Они тебя любят.

— Безмерно благодарен за доброту, — съязвил Мишка, — но мне недостаточно видеться с детьми. Я хочу с ними жить.

— Обалдел? — ужаснулась она. — Я тебе их не отдам. Кстати, не думаю, что они нужны твоей Лане. Спроси ее сам, и увидишь.

— Значит, нам остается продолжать все по-прежнему. Дети прежде всего.

— Детям не на пользу жить в атмосфере притворства, — холодно заявила Света, разозлившись так, что даже горе отступило. Он полагает, она станет исполнять роль удобной ширмы, а он при этом будет любить другую и проводить с этой другой свободное время! Тоже мне, султан нашелся!

— Нищета детям тоже не пойдет на пользу, — сообщил Мишка. — Да и тебе, дорогая. Ты уже просто забыла, что значит жить на бюджетную зарплату, тем более, втроем.

Светина злость усиливалась.

— Ничего, проживем. Пойду работать на две ставки, у нас все так делают. А с детьми мама поможет.

— Дура! — заорал Мишка так, что у нее заложило ухо. — Ты нарочно меня оскорбляешь, да? Я что, недоделанный, чтобы оставить без денег собственных детей?

— Ты же сам только что сказал…

— Сказал, чтобы проверить, кем ты меня считаешь! Значит, я, по-твоему, последнее фуфло, а ты благородная? Легко быть благородной, когда все мерзости умеешь свалить на другого, а попробовала бы покрутиться сама… Вот Лана, она меня понимает, она нормальный человек.

Достоинства Ланы обсуждать не было сил, и Света положила трубку. Потом совершила довольно нелепый поступок — разделась и принялась внимательно изучать собственное отражение. Мишка часто уверял, что у нее удивительно гармоничные пропорции, а эфемерность и хрупкость очень ему нравятся. Но Света с горечью убедилась, что по сравнению с Ланой выглядит бесполым подростком. К тому же соперница моложе почти на десятилетие.

Света оделась и снова немного поплакала, однако куда менее горько, чем раньше. Мишка прав, у них дети, ради которых необходимо взять себя в руки. Она была рада, что его обещание оставить Машку с Ванькой с нищете оказалось шуткой. Было бы совсем уж отвратительно обмануться еще и в его родительских чувствах.

Захотелось есть. Действительно, на улице темнеет, а она не обедала. Света вытащила из гриля курицу и, даже не разогрев, вцепилась в нее зубами, но поужинать не успела. Легкий скрежет ключа в замочной скважине, привычный звук шагов…

— Она еще может есть, как ни в чем не бывало… — с нескрываемым отвращением прокомментировал Мишка.

Света собиралась огрызнуться, но, увидев лицо мужа, одними губами прошептала:

— Кто? Машка? Ванька?

Они ведь прожили вместе пятнадцать лет. Может, Света и слепая, но знак несчастья не перепутает ни с чем.

— Я. Похоже, меня обвинят в убийстве. Что мне делать, Светка?

Первым чувством было облегчение. Дети живы и здоровы, а остальное чепуха. Лишь потом включился разум.

— Обвинят в убийстве? Почему?

— Убили Витьку Козырева. Застрелили.

— Кто?

— Если б я знал!

— А откуда ты вообще знаешь?

— Я сейчас от него. Его тело лежит в гостиной у стола с огромной дырой в груди. Рядом ружье.

— Он точно мертв? — по профессиональной привычке уточнила Света. — Ты пульс проверил?

— Мертвее некуда.

— В милицию звонил?

— Нет.

— Они будут страшно ругаться, что ты оттуда уехал. Но, в конце концов, ты имел полное право перепугаться! Надо срочно им звонить, Мишка.

— Ты чего, глухая? — заорал он. — Тогда меня посадят, понимаешь? Они решат, что убил я, понимаешь? Надо что-то делать!

В голове после сегодняшних событий до сих пор было смутно, и сосредоточиться никак не удавалось.

— Почему ты? Вы с ним приятели.

— Не приятели, а компаньоны. У нас были разногласия, а сегодня мы при всех разругались вдрызг. Это вспомнит каждый.

— Ну и что? Мало ли кто с кем по работе ругается, это еще не повод…

— А ружье? — мрачно осведомился Мишка.

— Да, откуда у Витьки ружье? Он ведь не охотник.

— Мое, разумеется. Вот…

И Мишка вытащил из сумки ружье, шмякнув его прямо на кухонный стол.

— Ты… ты что, унес его оттуда?

— А что мне оставалось? Не оставлять же там, чтобы его нашли и обвинили меня.

— О господи! Но… но как оно туда попало?

— Витька попросил дней десять назад. Он вкручивал мозги очередной дамочке и считал, что рассказ об охотничьих подвигах живо уложит ее в постель. А потом все забывал вернуть. Вот и доигрался! Таким, как он, близко нельзя подходить к оружию.

— Ты думаешь, он сам выстрелил? Случайно? — воспрянула Света, но Мишка живо избавил ее от иллюзий.

— Исключено. Я видел тело.

Она потерла руками виски, чтобы хоть немного успокоить биение крови.

— Мишка, зачем ты унес это чертово ружье? Ты ведь только себе навредил. Теперь поди объясни милиции, что ты не при чем… В конце концов, дать приятелю на время ружье — еще не преступление.

— Вообще-то преступление, но дело не в этом. Ружье указывает на меня, понимаешь? У нас охотник один я. А о том, что я дал ружье Витьке, никто не знает. Это ведь незаконно, и я просил не трепаться. Видишь, как все складывается…