Умрем, как жили
Шрифт:
Знакомое и привычное слово «индустриализация», прозвучавшее в устах немца, заставило Юрия еще раз взглянуть ему прямо в глаза. Они смеялись. Смеялись каким-то особым, затаенным смехом, словно закупоренным в прозрачные колбочки, но содержимое их изморосью оседало по тонким стеклам.
— Да, я знаю историю России. Знаю, что может русский человек. После войны придет новая жизнь, о которой вы, молодые, родившиеся при большевиках, и не знаете. Но пока мы на войне, голубчик. Передай это, пожалуйста, своим. — Он круто повернулся, и, не оборачиваясь, зашагал в сторону заводоуправления.
— Ну как твой друг? — усмехаясь, спросил Борис Фадеевич, глядя, как показалось Юрию, испытующе.
— Друг?! — Юрка выругался. — Чтоб вы всю жизнь только и жили с такими друзьями…
Он рассказал Борису Фадеевичу о разговоре со странным немцем.
— Да, — прошамкал застывшими губами Архаров. — Занятный немец. Серьезный! Это не пустобрех Раушер. От таких всякого ждать можно. Говоришь, солдатами назвал? А ведь правильно! Только чьи — еще разобраться нужно.
Он лукаво посмотрел на Токина.
— А ты как думаешь?
Юрий промолчал, не совсем понимая, к чему клонит старший Архаров.
— Похоже, фашисты серьезно за дело браться намерились. А это значит, и нам ушами хлопать негоже. Жизнь — она только с виду сейчас тихая. А на самом деле в глубинах бурлит, бушует. И когда вырвется наружу, сметет начисто этих непрошеных господ.
Он обнял Токина за плечи, прижался почти к уху губами и горячо прошептал:
— Самодеятельность хороша, а коль организованная — и того лучше! Надо с партийным руководством связь налаживать.
— Где его взять, партийное руководство? — Токин ответил вполголоса. — Фронт вон куда отмахал… Там руководство…
— Было у мамки три сына, два умных, а третий футболист. Да ты не обижайся! Я так, к слову… Прибаутка такая! — примирительно протянул Архаров, заметив, как вспыхнуло лицо Юрия. — Думаешь, коль армия откатилась, так и власть наша кончилась?! Мы-то на своей земле! И пока жива она, и власть жива будет! Она ведь не в исполкомах живет — в душах наших, в каждом доме, в каждом овражке и лесочке…
— Хорошо бы связаться, да как? — Юрий покачал головой, не веря в реальность такой возможности. — Коль след есть — помогите.
— И-и-и… Я и сам бы рад. Пока ничего толком сказать тебе не могу. Есть кое-какие соображения, но время нужно, чтобы связать концы с концами. Больно врасплох немцы нас застали.
— Пестова бы… — вздохнул Юрий.
— Пестова не хватает, — согласился Архаров. — Но пока суд да дело, вы поосторожнее будьте. К людям повнимательнее, к себе построже. Глупым случаем под косу смертельную не попадите… И еще, знаю, с Бонифацием дружен, прислушивайся к его совету, он мужик мудрый!
Зима сказалась не только на производстве. Враги, поселившиеся в наиболее приглянувшихся домах, с первым снегом и настоящими холодами, начали шарить по городу, переселяясь в дома, где не так красиво, зато потеплее и потише.
Как-то, вернувшись с работы, Юрий застал у себя дома трех гитлеровцев. В комнатах было наслежено. Двое сидели на стульях, а третий, скинув шинель, ходил по комнатам и что-то записывал в тетрадь, по-школьному слюнявя карандаш. В кухонных дверях застыла ничего не понимающая соседка. В руках она держала вырванный с крюком навесной замок.
— Что случилось? — спросил Юрий, остановившись посередине комнаты и распахнув ватник.
— Ничего особенного, — раздался голос немца, которого Юрий поначалу не заметил. Это был переводчик Гельд. — Господин фельдфебель осматривает дома для расквартирования по приказу коменданта.
— Дверь-то зачем ломать? Хозяина дождались бы…
— Хозяева здесь мы. Пора бы это уже понять.
Гельд вышел из-за угла на середину комнаты и встал перед Юрием. Был он мал, лысоват, с венчиком курчавых, словно декоративных, волос.
— Кто здесь живет?
— Я.
— И все?
— Еще Морозов, начальник электростанции, — Юрий кивнул в сторону большой комнаты.
— Так, — Гельд что-то сказал фельдфебелю, и тот скривил недовольную рожу.
— Господин фельдфебель доложит коменданту, и, если тот сочтет нужным, вас переселят в другой дом.
— Но это мой дом…
— Я сказал — в другой дом. Этот будет занят под жилье представителем немецкой армии.
Гельд подошел к соседке и, взяв замок, швырнул его в руки Юрию. Тот ловко, по-спортивному, поймал брошенный предмет.
— Кстати, где вы работаете?
— На Либкнехте, — машинально ответил Юрий.
Гельд постучал рукой по пистолетной кобуре, висевшей прямо на животе.
— Еще раз услышу это название — получишь пулю в лоб. Нет такого завода и не было. Заруби на носу, свинья! «Ост-3»!
Он вышел последним, так хлопнув дверью, что Юрий подумал: придется ремонтировать не только замок, но и притолоку.
Вечером явился Морозов, и Юрий рассказал ему о визите.
— Этого еще не хватало! Ладно, завтра поговорю со Шварцвальдом. — Морозов внимательно, как-то боязливо осмотрел свои вещи и опросил:
— Ничего не унесли?
— Вроде нет. Я пришел — они уже здесь были. Скоро в погребе ночевать придется. Вам хорошо, квартиру еще и на станции имеете.
— Нет квартиры, — устало сказал Морозов. — Сплю прямо в кабинете.
— Зато усердие оценят кому надо.
— Оценят, — сказал Морозов и посмотрел на Юрия. — Кому надо — оценят.
Он быстро собрался и ушел. Юрий долго смотрел в замерзшее окно на высокую фигуру Морозова, шагавшего по тропе, упрямо наклонив вперед свое большое, сильное тело в белом щегольском полушубке.