Умри Убей Воскресни
Шрифт:
– Я ж тебе не Ихтиандр, – проговорил Дубровин, – в пруду хлама полно. Бросай здесь и пойдем.
Он топал следом, и чертыхался, оскальзываясь на мокрой глине. Вел Юрка себя так, будто ничего не случилось, и Макса от этого спокойствия продирало по хребту холодком. Три с лишним года Юрка на новую квартиру зарабатывал, и переделках, почище сегодняшней, сто раз бывал, ему школьному другу шею свернуть – раз плюнуть. Одна надежда на «макарова», но – даст бог – до этого не дойдет.
– Здесь дно в прошлом году почистили. – Макс углядел в сумерках старую березу, зависшую над водой, помнившую, наверное, их мальчишками, взбежал по толстому стволу, потянул из-за ремня пистолет и замер: метрах в трех под кустом сидел мужик в брезентухе и высоченных резиновых сапогах, и, позабыв про свои удочки, пялился на Макса и подоспевшего Юрку так, точно впервые видел человека. А у него, тем временем, клевало, поплавки качались над водой, а один, полосатый, и вовсе ушел в глубину, да только дядя этого не замечал.
«Твою мать» – мыслили они с Юркой синхронно, тот совершенно бесшумно отступил и пропал в зарослях черемухи, Макс постоял так для вида еще с полминуты и двинул следом. Встретились наверху, у моста, Дубровин глянул на выбиравшегося из овражка Макса и, не дожидаясь, пошел дальше. Топали молча до развилки, Дубровин ни разу не обернулся, и только у толстенной липы притормозил, и сказал:
– Пока, Макс.
Да, тут их дорожки разойдутся – Юрка пойдет в пустую квартиру, где еще остались вещи Марины и Пашки, а Максу пора домой. Для начала заскочить к себе, забрать кое-что, потом бегом на дачу, где со вчерашнего дня его ждет отец. Надо помочь ему с водопроводом и еще кое-что, по мелочи, коих всегда полно, и всех дел не переделать. А послезавтра понедельник, и надо возвращаться в город, ехать на работу… А Юрка уже никуда не торопится, ему плевать на субботу, на понедельник, на время года и на себя самого.
– Глупостей больше не делай, ладно? – в спину ему сказал Макс. Дубровин накинул на голову капюшон, запахнул толстовку.
– Ладно, уговорил, щенок. Пойду я.
«Щенок» – Макс улыбнулся. Юрка всегда его так обзывался, хоть был всего на год старше. «Тоже мне, старый пес» – хотел сказать он, как отзыв на пароль, но перехватило горло. Старый пес, и одинокий, Юрка однолюб, одну Маринку любил, других женщин для него точно и не существовало. Одна женщина, один сын, одна жизнь на всех – теперь все для него кончено. По сердцу как бритвой резануло, Макс хотел подойти ближе, но Юрка точно затылком видеть научился. Отошел как-то торопливо, точно стыдно ему было или некогда, буркнул на ходу:
– Все, пока. Увидимся.
– Конечно! – почти выкрикнул ему вслед Макс, понимая, что снова выглядит глупо, но ничего с собой поделать не мог. Увидимся, разумеется, он был в этом уверен, и душой не кривил, а пистолет решил отвезти на дачу и там в спокойной обстановке разобрать его и по частям утопить в местном болотце.
Еще месяца полтора они с Юркой созванивались, встретились пару раз, а потом Настя сказала, что с нее хватит, и она уезжает. Она давно намекала, что собирается вернуться к родителям – диплом получен, съемная квартира теперь без надобности, да и климат у Черного моря несравненно лучше, зима не полгода длится, а месяц всего, да и то без снега. Максу план категорически не нравился, и он предложил свой вариант – свадьба, конечно.
Настасья два дня отмалчивалась, на третий позвонила – так и быть, уговорил. Но жить она тут останется до зимы, потом все равно уедет, хоть с законным мужем, хоть одна. Макс перечить не стал, подумав, что до зимы еще много воды утечет, и стал готовиться к новой жизни – купил кольца и костюм, осталось только оформить все как полагается. О Дубровине он не то, чтобы забыл, стало не до того, да еще и при разговоре как-то случайно ляпнул, что женится. А когда сообразил, что наделал, отступать было поздно.
– Та самая? – спросил Юрка.
– Да, – промямлил Макс. – Ты ее видел. Настей зовут.
Та самая, да. Самая обычная, на первый взгляд – роста невысокого, одевается просто, незаметная в толпе, таких сотни, но это если не присматриваться. А приглядишься и понимаешь, что всякие разные красотки могут идти мимо, а Настя пусть рядом остается, желательно, на всю жизнь. И взгляд дерзкий и смешливый у нее, оказывается, и глаза зеленые, и ноги длинные, а вот волосы наоборот – каштановое, с рыжим отливом каре длиной до подбородка. Уж как Макс ни старался, как и убеждал девушку отрастить волосы, а та уперлась, и нив какую – так удобнее, и весь сказ. Макс на время отступился, решив диктовать свои условия уже на правах мужа, и ждать оставалось всего ничего, до конца августа.
– Понятно.
Юрка спокойно пожелал удачи и счастья в семейной жизни, и… перестал отвечать на звонки. Или сменил номер мобильника, или вообще уехал из города – неизвестно, Макс его искал поначалу, потом бросил – надоело стоять перед дверью и слушать, как трезвон разносится по пустой квартире. А потом успокоился – новостей о внезапной кончине ювелирского отродья не поступало, красную «мазду» он иногда встречал в городе, та рассекала чуть ли не по встречке, не обращая внимания на разметку. А еще через месяц и вовсе не до того стало, другие дела навалились.
***
Заявление подали в конце июня, и решили это дело отметить, как полагается. Отмечать предполагалось на даче в самом узком кругу: Макс, отец и Настя. Закусывать вино собирались шашлыками, но погода подкачала – с ночи зарядила мелкая морось, а к утру и вовсе перешла в равномерный нудный дождище. Вдобавок похолодало, задул неприятный ветер, и торжество перенесли в дом. Теплый, просторный и светлый, выстроенный отцом еще до появления Макса на свет, настоящее родовое гнездо. Строил в деревне, а та со временем преобразилась в коттеджный поселок, он быстро рос, и помимо небольших домов появились основательные хоромы за высоченными глухими заборами. Оно и понятно – место тихое, рядом лес, речка, и до города близко и до федеральной трассы на Москву тоже рукой подать.
Отмечали до обеда, потом отец засобирался домой. Отведал торта, изготовленного Настасьей собственноручно, похвалил будущую невестку и пошел заводить машину, поманил за собой девушку. Они о чем-то поговорили у ворот, засмеялись и посмотрели на Макса, что, как швейцар, держал створку. Макс сделал вид, что ему не интересно и вообще он ничего не замечает, а сам – пусть слегка – но заревновал, еле сдерживая усмешку. Это ж надо – к собственному папаше невесту свою ревнует, ну просто «Санта-Барбара» какая-то, куда деваться. Отец хоть и в возрасте, но далеко не старик, на него женщины с интересом, скажем так, поглядывают, да однолюбом оказался, овдовев, больше не женился. А Настя ему сразу приглянулась, как сам потом сказал. Предыдущих подружек сына он точно и не замечал, обращая внимания не больше чем на залетевшую во двор ворону, а с Настасьей этот номер не прошел. Они сразу друг другу понравились, нашлись общие темы для разговора, и вот теперь шушукаются у машины, поглядывая на мокнущего под мелким дождиком Макса.
Наконец, белая «тойота» выехала на улицу, отец махнул Максу на прощание рукой и уехал, Настя ушла в дом. Макс закрыл ворота и пошел по дорожке к крыльцу в предвкушении продолжения празднования. Выпил он немного, голова была легкой, сердце учащенно постукивало в такт шагам, и Макс чувствовал растущее нетерпение поскорее оказаться вдвоем с девушкой в пустом доме. Он взбежал на крыльцо и едва успел отшатнуться – дверь распахнулась навстречу. На пороге стояла Настя в легком плаще поверх платья и с зонтиком в руках.