Ундина
Шрифт:
Ганс. Значит не существовало такой эпохи, такого века, который не был бы ими зачумлен?
Первый судья. Эпохи? Века? Насколько мне известно, рыцарь, был, в лучшем случае, один-единственный день. Один лишь раз я почувствовал, что мир свободен от присутствия этих тварей, этих адских двойников. В августе прошлого года, в окрестностях Аугсбурга. Стояло время жатвы, и ни один плевел не подделывался под колос, никакая ржа - под василек. Я растянулся под рябиной, надо мною сидела сорока и не притворялась вороной. Наша Швабия простиралась до самых Альп, зеленая и голубая, и над нею я не видел другой, воздушной Швабии, населенной ангелами с клювами, а под нею - адской
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Ундина. Ганс. Судьи. Толпа.
Второй судья. На руках нет перепонок. У нее на пальце кольцо.
Ганс. Снимите его.
Ундина. Ни за что! Ни за что!
Ганс. Это обручальное кольцо. Оно мне сейчас потребуется.
Судья. Рыцарь...
Ганс. И ожерелье тоже. Этот медальон с моим портретом внутри!
Ундина. Оставьте мне ожерелье!
Первый судья. Рыцарь, могу я просить вас не мешать ведению допроса? Ваше негодование, как оно ни понятно, грозит нарушить порядок... Сперва процедура опознания!..
Ганс. Это она!
Первый судья. Да, да! Но где рыбак, который ее поймал? Пусть приблизится поймавший ее рыбак!
Ульpих. В первый раз довелось мне выудить русалку, господин судья. Ах, я так счастлив!
Судья. Мы поздравляем тебя. Что она делала?
Ульpих. Я чувствовал, что поймаю русалку! Целых тридцать лет чувствовал, что когда-нибудь да поймаю. Но нынешним утром я был в этом уверен.
Судья. Я спрашиваю тебя, что она делала, осел!
Ульрих. И я поймал ее живьем! Ту, из Регенсбурга прикончили ударами весел. А эту я только стукнул головою о борт, чтобы оглушить.
Ганс. Правда, скотина, кровь еще течет.
Судья. Отвечай же на вопросы! Она плавала, когда ты ее поймал?
Ульрих. Плавала, показывала грудь и ляжки, Она может десять минут оставаться под водой, я сосчитал.
Судья. Пела она?
Ульpих. Нет. Она тихонько лает, немного хрипло. Скорее, тявкает. Я очень хорошо помню, что именно она тявкала. Она тявкала: "Я изменила тебе с Бертраном".
Судья. Ты мелешь вздор. Ты понимаешь тявканье?
Ульpих. Обычное никогда. Тявканье есть тявканье. А это понял.
Судья. От нее пахло серой, когда ты ее вытаскивал?
Ульpих. Нет. От нее пахло водорослями,
Второй судья. По правде сказать, это не одно и то же! Чем она пахла, водорослями или боярышником?
Ульpих. От нее пахло водорослями, боярышником.
Первый судья. Оставим это, любезный коллега,
Ульpих. От нее пахло запахом, который говорил: "Я изменила тебе с Бертраном".
Судья. Теперь у тебя уже и запахи говорят?
Ульpих. Верно. Вы правы. Запах есть запах. Но этот запах говорил.
Судья. Она отбивалась?
Ульpих. Наоборот! Она позволила себя схватить. Только дрожала! Дрожь ее бедер означала: "Я изменила тебе с Бертраном"!
Ганс. Довольно кричать, болван!
Судья. Извините его, рыцарь. Ничего удивительного, что он заговаривается. Простая душа не может вынести таких встреч. Но свидетельство профессионального рыбака требуется для опознания водяного чудища... Кажется, никаких сомнений не остается.
Ульpих. Перед богом клянусь, что это оно и есть. Голова и грудь у нее как у той, из Нюрнберга, которую вырастили в бассейне. К ней поместили тюленя.... Они играли в мяч... У них даже были дети... Я спрашиваю себя, может, это та самая... Ведь для людей духи двоятся, верно?
Первый судья. Не касайся нынче этого. Спасибо.
Ульpих. А моя сеть? Могу я получить обратно свою сеть?
Первый судья. Ты получишь ее в предписанный срок. На третий день после судоговорения.
Ульрих. Ну, нет! Я хочу получить ее сейчас же. Как же без сети? Мне нынче вечером надо рыбачить!..
Второй судья. Отлично! Уходи прочь. Она конфискована. В ней нет ячеек.
Первый судья. Заканчивайте установление личности, любезный коллега.
Ране. Стойте! Куда вы идете?
Второй судья. Я также и врач, рыцарь; мне необходимо обследовать тело этой девушки.
Ганс. Никто не будет обследовать Ундину.
Первый судья. Мой коллега - практик, не имеющий себе равных, сеньер. Именно он установил девственность курфюрстины Йозефы, с целью аннулировать ее брак, и она отдала должное его такту.
Ганс. Я удостоверяю, что данная особа и есть Ундина, этого достаточно.
Второй судья. Севьер, я понимаю, вам тягостно видеть, как пальпируют ту, кто была вашей подругой, но я могу, не дотрагиваясь до нее, изучить в лупу те части ее тела, в которых заметны отличия от тела человеческого.
Ганс. Осматривайте невооруженным глазом и с того места, на котором стоите.
Второй судья. Осматривать невооруженным глазом сетку трехлопастных вен, которую змей искуситель рисует под костяком русалки, представляется мне практически невыполнимой операцией. Не может ли она хотя бы пройтись у нас на глазах, скинуть эту сеть, расставить ноги?
Ганс. Не двигайся, Ундина!
Первый судья. Было бы неучтиво с нашей стороны настаивать, да и дознание, в целом, дало удовлетворительные результаты. Есть ли среди вас, добрые люди, кто-нибудь, кто оспаривает, что эта женщина русалка?
Грета. Она была такая добрая!
Второй судья. Это была добрая русалка, вот и все...
Свинопас, Она любила нас. И мы ее любили!
Второй судья. Имеются привлекательные разновидности даже у ящериц...
Первый судья. Перейдем к судоговорению. Итак, вы, рыцарь, истец, в качестве супруга и господина обвиняете эту женщину в том, что, будучи русалкой, она своею сущностью и присутствием произвела в вашем окружении беспорядок и смуту?
Ганс. Я? Никогда!
Первый судья. Вы не обвиняете ее в том, что она внесла в ваш дом сверхъестественное, странное, демоническое?