Унесенная в дюны. Африканские дневники
Шрифт:
Нигерская саванна не всегда поражала туристов столь звонкой пустотой. Достаточно прочитать записки Андре Жида о путешествии по восточной французской Африке. Зелень, заросли кустарника, стада диких животных. А ведь прошло не больше ста лет. Виной всему вовсе не всемирное потепление и засуха, а неразумная деятельность человека. Во всей восточной Африке газ на кухне до сих пор остается несбыточной мечтой, дорогим удовольствием. В соседних Бенине, Мали, Буркина Фасо на растопку идет древесный уголь, а в Нигере до сих пор рубят лес. В процентном отношении, по данным Международного Фонда Дикой природы за 2004 год в Нигере вырубается столько же кубометров леса, сколько и в Бразилии. Более того, вязанки дров стоят копейки, а дотации на покупку
Избитый гудрон – так в Нигере называют асфальтовую дорогу – скоро сходит на нет, и мы движемся по просёлочной дороге. Сезон дождей задержался на границе с Мали, и скорость нашего внедорожника не превышает 20 км/ч: тут и там на пути возникают огромные вымоины и провалы, а то и бойкий полноводный ручей. А ведь несмотря на технический прогресс японского автомобилестроения, внедорожники пока не прыгают и не летают…
Через пару часов изнурительных скачек по ухабам розовый от дорожной пыли джип выкатился к небольшой хибаре под трехцветным нигерским флагом. Посреди раскатанной просёлочной дороги торчал каменный полосатый столбик. Мы – на границе с Мали. Заспанный сотрудник таможни в помятой голубой рубахе и жарком синем фетровом берете, кряхтя, слез с видавшей виды раскладушки. Покрутил ручку приемника и прижал плоскую черную коробочку к уху. Так многие африканцы слушают радио: чтобы батарейки сэкономить. Нас он будто-бы не замечал.
Проведя некоторое время за стойкой таможни и заполнив декларации, мы наконец-то попали в поле зрения чиновника. Широким жестом он предложил нам (всем троим, я так полагаю,) присесть на единственный колченогий стул, на который я с опаской опустилась. Началась бесконечная процедура выдвигания ящиков в поисках Бика (ручки), сигаретки, блокнота или календаря. С белого туриста хоть шерсти клок… Ручка, естественно, нашлась в моей сумочке, и получив заветную печать, мы поспешно удалились.
На малийской границе царило оживление. Возможно, мне так только кажется, но каждый раз, когда мы покидали ставший уже родным летаргический Нигер, создавалось впечатление, что люди по другую сторону шлагбаума живут совсем другими скоростями. Вокруг новоприбывших тут же возникли торговцы абсолютно всем: кефиром в пластиковых пакетах, медом, шашлыками и телефонными карточками. Пакеты с кефиром я видела и дома, но никогда бы не догадалась, как в Африке, прокусить упаковку и потягивать освежающую жидкость прямо из тары. Лакомство носило совершенно арабское название Лабан (белый), кстати и название страны Ливан с нашим йогуртом – слова однокоренные, (но это уже совсем другая история) и имело приятный сладко-молочный вкус. Спасибо ливанцам, построившим по всей восточной Африке небольшие молокоперерабатывающие заводы.
Нацепив на кончик носа круглые очки с треснувшим стеклом, таможенник долго и задумчиво изучал паспорта моих спутников. Куда? На плато Бандиагара. Зачем? Так мы ж туристы. Откуда? Из Нигера. Вдруг он лучезарно улыбнулся и подмигнул мне. «Вы русская?» – спросил наш собеседник, блеснув золотым зубом и украинским акцентом. «А я в Харькове учился в Военной Академии. И жена у меня русская, во какой борщ готовит. Айда ко мне кушать…» Сославшись на несговорчивость спутников, благо те все равно ни бельмеса не понимают, я дипломатично приглашение отклонила.
По чужой земле ехать оказалось веселее. Дорога, хоть и не покрытая асфальтом, была укатана, и мы лихо газовали на ухабах, поднимая столбы пыли. Из очередного песчаного облака показался великолепный наездник на верблюде. Красочное седло с разноцветными помпонами, яркого-голубой тюрбан. Сомнений нет – это рыцарь пустыни, туарег. Покрасовавшись перед нашим окном и дождавшись, когда нерадивые туристы расчехлят фотоаппараты и нащёлкают желанных снимков, он лихо загарцевал по саванне.
За очередным поворотом засверкало зеркало реки: черные рогатые коровы, закутанный в яркую ткань пастух-туарег, зелень осоки. Глаз соскучился по краскам.
В Гао, небольшом, но бойком пограничном городишке наш ждал сюрприз. Мест в единственном отеле-постоялом дворе не оказалось. По пыльным щекам заструились слезы. 10 часов тряски по ухабам, скудный обед из сардин и сухого хлеба, бухающая боль в голове, и вот теперь – еще и это. Путешествовать, оказывается, лучше с Сенкевичем и чашкой чая. Сказочные африканские пейзажи, оказывается, полны мух, морящего жара и плотной пыли.
В общем душе, согнувшись пополам, дабы попасть под кран, который был вмонтирован на уровне пупка (как тут не вспомнить юмориста), я лила свои первые горестные слезы «великого путешественника». Обмылок чавкнул в руках, и лихо скатился со сточными водами. А кран с рыжей ледяной водой забормотал, задёрнулся и уснул. Помылись… А на ужин, естественно, ненавистный кус-кус с еще менее любимой бараниной.
Палатку, знаменитую «2 секунды» из Декатлона, мы в сердца швырнули в ночь. И оказалось прямо на булыжники. Надувной матрас втиснуть впотьмах так и не удалось, и свернувшись калачиком на жесткой подстилке, мы, наконец-то, засопели.
Глава 12. Гао/Тот, что у всех на устах
Гао. Город в Мали. Численность населения – 57 989 человек (на 2005 год). Является административным центром малийской провинции Гао. Аэропорт. Город находится на северо-востоке страны, на левом берегу реки Нигер, на высоте 226 метров над уровнем моря. В прошлом Гао – столица средневековой империи Сонгай. Вплоть до настоящего времени – один из центров транссахарской торговли. Источник: Википедия.
В последнее время этот захолустный городок стал театром печальных событий, здесь гибнут на далекой бурой земле французские солдаты, здесь забрасывают до смерти камнями нерадивых любовников, здесь кипит, рискуя разлиться на ближайшие регионы очередной политико-религиозный, ставший уже международным конфликт. На экране мелькают знакомые пейзажи, но уже в багровых тонах. Но за свою долгую историю Гао повидал немало. Все проходит, пройдет и это.
Город был основан племенем Сонгай в двенадцатом веке, завоеван империей Мали в четырнадцатом. В пятнадцатом веке этот богатый населённый пункт был разграблен и разрушен племенами, пришедшими из Марокко, но до прошлого века он оставался важным пунктом на пути кораблей и караванов. В наше время Гао находится в упадке, но имя его, наряду с другим жемчужинами архитектуры Мали, такими как Джене и Тимбухту остается в анналах истории, а поездка в город-миф – неотъемлемая часть туристической программы по Мали.
В туманной, розовой от мелкой пыли дымке мы покидаем отель. На часах 6 утра, а плоский солнечный диск уже плывет высоко в мутном небе. Город Гао, некогда важный торговый центр на караванном пути, сонно шевелится. Снуют по переулкам вездесущие мопеды. Важно покачивая рогами, размером с руль знаменитого американского мотоцикла, направляются к водопою коровы. Семенят у редких палисадников забавные «черный низ-белый верх», словно очерченные по линейке, козы. Ловко подпрыгивая на задних лапах, они пытаются сорвать редкие зеленые листочки садовых деревьев, смачно жуют яркие соцветия бугенвиллей.
Глинобитные сарайчики-магазины распахивают яркие, выкрашенные в голубой цвет железные ставни и двери. Полощется в потоках утреннего свежего ветерка простыня-плакат на лавке местного эскулапа. «Лечу от всего». Самодельный плакат поражает натуральностью рисунков, безграмотностью оформления и размахом деятельности эскулапа: судя по весьма живописным, а порой и слишком, иллюстрациям, лечит местный марабу, как от загадочной «онгины», так и от не менее таинственного «сефелиза», не говоря уж о «глупых болячках» типа укуса скорпиона или СПИДа.