Унесенная ветром
Шрифт:
Митроха любил выкатиться к ней после отбоя и поговорить, когда уже тихо и никто не дергает с этими бесконечными капельницами или уколами.
Мать приехала в Омск сразу, как только узнала о его ранении. Взяла на работе «за свой счет», потом сняла угол у каких-то пенсионеров, живших неподалеку, на берегу Иртыша, и каждый день приходила после утреннего осмотра, разговаривала с лечащим врачом, с сестричками, с начальником отделения.
— Езжай, мама, домой, — твердил Митроха, — выпишут меня скоро и комиссуют — дома увидимся, в Москве.
— Вместе домой поедем, — отвечала Вера Вадимовна, — тебе ведь трудно теперь будет одному.
— Почему одному?
— А потому, что нужна тебе такая жена, которая ухаживать будет за тобой, заботиться будет. А без уважения да без любви кто ж позаботится о тебе?
— Ты че, мам?
— А то, что Олька твоя вот даже и не едет к тебе.
— Ну и не надо, пока я такой. Вот поправлюсь, сам приеду.
— Да нельзя же так, сынок, любить только когда здоров да когда деньги есть! Любовь, ведь она мужу и жене на то дается, чтобы и в горе, и в болезни друг дружке помогать.
— Мам!
— А вот и мам! Не невеста она тебе. Тебе бы вот на такой жениться, как сестричка эта, что в эту смену работает..
— Юля Шилова.
— Вот-вот, Юля Шилова.
— Ладно, мам, ты чего, в самом-то деле?
— А вот и то, что умру я, а кому ты будешь нужен? Олька твоя всегда хвостом вертела. Тебе после такого ранения, доктор-то говорит, особый уход нужен будет. А у тебя ни образования, ни профессии. Олька тебе не жена — попомни мои слова. Я о твоем будущем думаю.
— Мам, все будет нормально, меня теперь, как героя, в любой институт без экзаменов примут.
— А жить на что будешь? На пенсию? Это ж по нашим московским меркам — крохи! На такие деньги Ольку свою не прокормишь.
— Да что ты все Олькой меня попрекаешь?
— А потому что болит сердце у меня, как ты жить будешь? Ты же сын мой единственный. А я не вечно с тобой рядом буду, да и потом — что я тебе могу дать, кроме ухода? Тебе надо крепким тылом обзаводиться, сынок. Такой женой, чтобы и работа у нее была, а главное, чтобы любила тебя и не бросила бы ни в болезни, ни в какой другой передряге.
— Ну…
— А вот женись на этой сестричке, она вон какая заботливая. Я ею давно любуюсь. Мне б такую невестку.
— А Олька?
— Вот попомни мои слова, не приедет она сюда…
— Ну-ну.
— А вот и ну-ну. А Юленька наверняка бы за тобой в Москву-то поехала бы — только позови!
— Ладно, мама, нормально все будет…
И мать с сыном надолго замолчали. Митроха задремал, а Вера Вадимовна сидела подле госпитальной койки и глядела в окно.
А Митрохе приснился сон.
Приснилось ему, будто он дома — в Москве, в своей комнате, в коммуналке на Аэропорту. И что сидит он на диване и слушает музыку. А поют… Иконы… Старинные, в серебряных ризах, как те, что когда-то у бабушки Клавы висели в углу. Спаситель, Матерь Божия, Никола Угодник. И вот кажется ему, будто лики на иконах — живые и что они не то чтобы сами поют песню про то, как хочется спать, но подпевают… И верно подпевают:
When I wake up early in the morning,Lift my head — I’m still yawning,When I’m in the middle of the dreamStay in bed — float on streamPlease don’t wake me, please don’t shake me,Leave me where I am,I’m only sleeping… [14]И Митроха ничуть не удивился такому обстоятельству, но совсем наоборот, даже обрадовался, и смотрел на иконы с не меньшим обожанием, как если бы это были артисты с Эм-Ти-Ви… И в том, что они пели любимую песню, ему показался добрый знак. Знак чего — он еще не знал. Но когда проснулся и увидел подле себя мать и Юлю Шилову, пристраивающуюся с капельницей к его и так уже колотой-переколотой руке, улыбнулся им обеим и сказал нараспев:
14
Просыпаюсь утром, поднимаю голову — и все еще зеваю, посреди сна лежу в кровати, плыву по течению… Пожалуйста, не будите меня, не трясите меня, оставьте меня в покое, я всего лишь сплю… (англ. — из песни «Битлз»)
— Please don’t wake me, please don’t shake me, leave me where I am, I’m only sleeping…
— Другие ребята кричат во сне, а ты поешь… Да еще и по-английски, — с самой милой детской улыбкой своей сказала Юленька, ловко протирая сгиб его руки ваткой со спиртом.
— В другое бы время меня как шпиона за это арестовали, — пошутил Митроха.
— Видно, на поправку идешь, скоро к себе в Москву поедешь, — сказала Юля и снова улыбнулась ласково и по детски, как наверное, улыбалась бы ему младшая сестра, кабы ее Бог дал.
Но не было у Митрохи младшей сестры.
Один раз Митроха спал… Юлька поставила ему капельницу, потом сделала укол, и он спал… И Юлька, уже сменившись с суточного дежурства, не ушла домой, а сидела подле него, и пока он спал, она читала ему сказку.
— Маленького дельфиненка звали Фи. Он был совсем маленьким, но при этом очень веселым и резвым. Ни одной секунды Фи не находился в покое — он все время то обгонял маму справа или слева, то заныривал в глубину, го выскакивал из воды в воздух и, пролетев несколько метров над волнами, снова падал в родную стихию. «Такой непоседа!» — жаловалась на него мама своим подружкам — дельфинихам. «Только никогда не уплывай от меня далеко! — говорила она дельфиненку. — В море так много опасностей, а ты еще совсем маленький».
«Нет, я большой!» — обижался Фи и, выскочив из воды, пулей летел в небо, мгновение висел в воздухе и снова плюхался в морскую пену.
Но однажды на море был легкий шторм, и дельфины, сбившись в стаю, отплыли подальше от берега, потому что в шторм они боятся быть выброшенными волной на камни и разбиться. Все дельфины — большие и маленькие, и даже крохотуля Ди-Ди, которой только исполнилось два месяца, отплыли на глубину и там пережидали плохую погоду. Только Фи, когда старый и мудрый дельфин Бу-Бу велел всем отплывать от берега, не послушался и, отстав от мамы, нырнул в сторону и затерялся в зарослях морских водорослей. Фи хотелось показать маме, что он вполне самостоятельный и что он, если ему захочется, может и сам решить — что надо делать, а что нет. Он нырнул к самому дну и принялся там гоняться за маленькими золотыми рыбками. А дельфины тем временем отплыли далеко в море. Мама плыла вместе со всеми, уверенная, что ее маленький Фи держится следом, но, обернувшись вдруг, никого позади себя не увидела.
«Фи! Фи! Где ты?» — стала в ужасе кричать мама. Другие дельфины тоже стали звать малыша, но старый Бу-Бу велел всем плыть дальше, потому что во время шторма дельфинам находиться возле берега — опасно.
Но мама бросилась назад — искать своего непослушного Фи. Она снова доплыла до зарослей водорослей, где последний раз видела своего сыночка, но волны уже стали такими сильными, что подняли со дна ил и в мутной воде стало плохо видать.
«Фи! Фи! Отзовись!» — кричала мама и в панике металась от берега к зарослям водорослей и обратно.