Уничтожить Израиль
Шрифт:
— Это хорошо, — ответил ему Виктор. — Я их сейчас повеселю.
— Кончай чудить, — пытался остановить его Тюлеген, но брат не послушался.
Он медленно встал, отряхнул колени от пыли, закинул автомат за плечо и побрел вдоль гряды на восток, уходя в сторону от позиции. До места, где залегли моджахеды, было метров двести и в предрассветных сумерках вероятность того, что прицельный выстрел будет удачным, была невысокой.
— Касум, — сказал Тюлеген, стараясь скрыть злость на младшего брата. — Приготовься.
— Угу, — ответил
Виктор двигался медленно, но без остановок. Несколько раз он пинал ногой камни, попадавшиеся на пути, и те с треском отлетали в сторону.
Появление незнакомого человека вызвало у моджахедов замешательство. Из-за обломка скалы поднялся и встал в рост худой как жердь чеченец Исмет. Сложил у рта руки рупором, собираясь что-то крикнуть. Но не успел. Тюлеген нажал на спуск мгновением раньше.
Трудно сказать, какой реакции ожидал от моджахедов Виктор, делая вылазку, но над плато раздались крики «Алла акбар!», затрещали автоматы, и трассы пуль потянулись к гряде, за которой залегли Тюлеген и Касум. Пришлось броситься на землю и Виктору.
Стреляли моджахеды с нескрываемым остервенением. Вся история с экспедицией, необходимость работать на жаре и ветру уже давно раздражала боевиков, привыкших убивать и грабить. Они долго ждали возможности поразмяться и наконец ее получили.
Ситуация складывалась еще та. Долго держать позицию братья не могли.
— Что ж, Андрей, — сказал Кашкарбай. — Теперь наш выход. Ты обходишь группу слева, я справа. Открываем огонь, прижимаем к земле. Ты требуешь от них сложить оружие.
— Почему не ты?
— Потому что я их человек и не могу выглядеть в их глазах предателем.
— Нас только двое, — удрученно сказал Андрей. — Сработает ли?
— Сработает. Ты увидишь, оружие сразу бросят три человека. Они все время были со мной. Ты их всех знаешь, — и, предупреждая возможный вопрос, сообщил: — Все трое — узбеки.
— Им можно доверять?
— Они не исламисты, Андрей. Они правоверные мусульмане. Из тех, о которых поэт писал так:
Имеет каждый две души:Одна щедра и благородна,Другая вряд ли чем-нибудьАллаху может быть угодна.И между ними выбиратьОбязан каждый, как известно,И ждать подмоги от другихВ подобном деле бесполезно.Эти люди ведут свой джихад. Ты знаешь, что джихад это не обязательно война? Есть понятие джихад души. Это борьба, которую мусульманин ведет со своими недостатками, совершенствуя ум и душу. Эти трое из таких. Они достойные люди.
Братья Тюлеген, Касум и Виктор взяли в плен шестерых. Настоящими отчаянными боевиками среди них оказалось только трое.
Положив разоруженных боевиков на землю и оставив Касума и Виктора охранять их, Тюлеген и Андрей вернулись
— Оставь, — сказал Андрей, — иначе тебя и собаки не узнают.
К людям возвращалось чувство юмора, и Тюлеген знал — это верный признак того, что опасность уже ощущается не так остро, как в начале боя.
— Что будем делать? — спросил Тюлеген, обращаясь ко всем сразу.
Ответил Кашкарбай.
— Сделаем все по науке. — Он посмотрел на Андрея. — Ну, кафир, тебе не кажется, что мы победили?
— Похоже, что так.
Андрей шагнул и протянул ему руку:
— Спасибо, Кашкарбай. Спасибо за все.
— Слушай, ты, вояка, обними меня и назови Ицхаком. Нет, лучше Ицей, как называла меня мама.
У Андрея дрогнул голос:
— Шолом, Ица. И давай кончать с этим делом.
— Давай, — Ицхак отстранился от Андрея. — Теперь ударь меня. Вот сюда.
Он показал пальцем на скулу, чуть ниже левого глаза.
— Пошел ты! — сказал Андрей зло. — Сдурел, что ли?
— Надо… Как это там у вас говорят: «Надо, Федя, надо». Так? Я должен вернуться к своим не победителем, а побежденным. Моя служба исламу еще не окончена.
— И все равно, пошел ты!
— Спасибо, Андрей, я-то думал, ты друг. На вас, русских, надеяться ни в чем нельзя.
Он нагнулся, зачерпнул рукой горсть песка, поднес руку к лицу и что было силы тиранул по щеке. Острые песчинки ободрали кожу, и щека залилась кровью.
Ицхак отряхнул ладонь.
— Понял, поц, как это делают?
Потом Ицхак протянул Андрею руки, сложенные вместе. В одной он держал наручники.
— Заковать как надо сумеешь?
— Закую, это нетрудно. А ты потом век молись, что я тебя не замочил.
— Было желание?
— Еще какое. И последний вопрос. Ты говорил о деньгах Иргаша. Их много на самом деле?
Кашкарбай удивленно взглянул на Андрея:
— Решил поправить материальное положение?
— Не свое. Хотел помочь другу.
— Тюлегену?
Теперь глаза удивленно расширились у Андрея.
— Не волнуйся, я его давно вычислил. Он хороший парень, и ему стоит помочь. Ты прав.
— А тебе самому не нужны деньги?
— Аллах да благословит твою семью и достояние, безбожник!
Андрей улыбнулся: это были слова мольбы за того, кто предложил мусульманину свои деньги. С истинно восточной дипломатичностью Кашкарбай подсказал, что не является хозяином казны Ширали-хана и на нее не претендует.
— И все же?
— Андрей, ты подумай, как я могу вернуться домой после неудачного дела не в рваном халате и с покаянием, а с мешком денег и довольным лицом?
— Тебе обязательно возвращаться?
— Это не обсуждается. Я служу своему народу там, где это полезней. Все, я пошел.