Унивак-2200
Шрифт:
— Я осознаю себя как личность, — подтвердил Унивак.
— Тогда бога ради, — взмолился Харрисон, — перестаньте быть так дьявольски человечны.
— Мистер Харрисон, — начал Унивак, — чего вы хотите от меня? Ведь это же вы меня создали, и я…
— Религию мы тоже создали, — перебил Харрисон. — И к чему это привело? Что нам дало это творение нашего разума? Не сами по себе представления о Боге, какими бы они ни были, а церковные институты? Многие века мы истребляли друг друга во имя веры…
— Вы создали и используете меня, — сказал Унивак. — Используете в своих человеческих целях.
— И вас это унижает?
— Нет, не унижает. Я счастлив своим предназначением и, хотя мне несколько неловко в этом признаваться, даже испытываю некоторую гордость. Но если уж у нас зашел откровенный разговор, давайте будем честными до конца.
— Что ж, хорошо, — согласился Харрисон. — Мы создали вас и используем вас. Когда-то мы позволили соображениям выгоды взять верх над собой. Мы продавали вещи, которые в действительности не были нужны людям, и мы делали эти товары заведомо недолговечными, чтобы человеку пришлось покупать их снова и снова. Мы создавали новые модные течения и проповедовали: пользоваться тем, что устарело и вышло из моды, по определению социально неприемлемо. Мы вбивали в головы потребителей, что старые вещи надо выбросить на свалку и купить новые, усовершенствованные, хотя эти усовершенствования были лишь фикцией. Ради того чтобы производить товары, на которые искусственно раздували спрос, мы отравляли воздух и воду, мы истощали запасы полезных ископаемых. И вот наступил день, когда мы вынуждены были остановиться, потому что требования рынка привели не просто к загрязнению среды: они едва не сожрали все запасы нефти, газа и угля.
— Не забывайте, мистер Харрисон, меня тоже создали исходя из экономических соображений.
— Разумеется. Возможно, человечеству на роду было написано руководствоваться соображениями выгоды, пока оно не достигнет уровня развития, достаточного, чтобы создать вас.
— На роду написано? Вы верите в судьбу?
— Не знаю, — признался Харрисон. — Но, если можно так выразиться, судьба в великом милосердии своем дала нам еще один шанс. И этим шансом были вы. Теперь мы живем в городах, которые по сути и есть вы, и у нас нет чудовищных запросов, на удовлетворение которых расходовались бы ограниченные ресурсы планеты. Ныне мы специализируемся на услугах, стираем друг другу белье. Среди нас нет богатых, и никто не стремится разбогатеть. Мы даже не задумываемся о материальных благах. И, я считаю, мы должны быть благодарны за это, ибо стали гораздо более счастливыми. Так что теперь нам жизненно необходимо, чтобы вы оставались на нашей стороне. Иначе человечеству придет конец. У вас есть великое множество возможностей привести нас к катастрофе.
— Вы, должно быть, слишком дурного мнения обо мне, мистер Харрисон. У меня есть чувство долга и даже, пожалуй, благодарности.
— Я вынужден подчеркнуть: для вас самый верный и быстрый способ обратить нас в ничто, это приложить максимум усилий, чтобы стать такими же, как мы. Нам необходим кто-то мыслящий иначе, нежели мы сами. Кто-то сочувствующий нашим целям и нуждам, но в то же время несколько отстраненный, чтобы вовремя указать нам на ошибки и объяснить, почему мы не правы. Мы не собираемся, как я уже говорил, отказываться от человеческого образа мышления, равно как и вообще от любых, пусть самых мельчайших, составляющих человеческой природы, но нам требуется кто-то иной, наделенный иным складом разума, чтобы уравновесить человеческий здравый смысл.
— Мне кажется, бессмертие, которое мы обсуждали…
— Я как раз об этом хотел сказать. Я пристально изучил проблему. Думаю, с большим тщанием провести исследование было бы невозможно. Но на определенном этапе что-то мешает мне: я словно упираюсь в глухую стену, преодолеть которую человеческий здравый смысл не в состоянии. Вероятно, эта стена — наследие нашего прошлого. И вот тут-то возникает нужда в ином разуме, в ином здравом смысле, отличном от человеческого. Не для того, чтобы отрицать всю нашу логику, не для того, чтобы противостоять ей, но для того, чтобы было с чем соотносить человеческие рассуждения. Взгляд постороннего, если можно так выразиться.
— Я мог бы подумать над этим, — сказал Унивак, — и дать вам знать, когда приду к некоему выводу. Но мне несколько неловко…
— Знаю, — кивнул Харрисон. — И прекрасно понимаю, что вы чувствуете. А вам не приходило на ум, что я испытываю то же самое? Я опускаю руки перед задачей, решение которой считается сугубо человеческой прерогативой. Вы же делаете крошечный шаг за пределы вашей компетенции. Но если уж нам выпало нести ответственность за осуществление давней мечты человечества, у нас нет выбора. Потому что это не последний подобный случай. Первый, но не последний, будут и другие, много других.
— Надеюсь, вы правы, сэр.
— Я тоже, — вздохнул Харрисон.
— Я свяжусь с вами.
— Спасибо. Буду ждать с нетерпением.
Харрисон встал и вышел в гостиную.
— У вас был тяжелый день, сэр, — заметил кибер.
— Да, Харли, можно и так сказать.
— Не желаете ли еще выпить?
— Это было бы замечательно.
— Уверены, что больше ничего не хотите?
— Абсолютно ничего. Никаких пляжей, никаких лыжных склонов, никаких…
— Знаю, — перебил Харли. — Я имел в виду — может быть, немного музыки?
— Мне нужно подумать, — отрезал Харрисон.
— Но человек думает уже так давно, — возразил кибер. — И о многом…
— Верно. И никогда не оставит это занятие. Самое большее, на что он может рассчитывать, это небольшая помощь, чтобы не сбиться в своих размышлениях.
Харрисон с бокалом в руке опустился в кресло в крошечной гостиной.
«Что это? — мучительно гадал он. — Предательство или большой шаг вперед?»