Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Шрифт:
Напряжение этих дней было велико. Если «Совет десяти» заседал в утренние часы, то комиссия — в вечерние. Вильсон был здесь энергичен как никогда. Речь шла о главном детище его политической жизни. Но все больше и чаще на пути возникали совершенно не предвиденные им препятствия.
Должна ли у Лиги Наций быть своя армия? Вильсон не предвидел таковой. Напротив, он полагал, что после победы над Германией будет осуществлена демобилизация и экономический фактор (американский козырь) станет решающим. Довольно неожиданно французы, которые и вообще-то встретили идею Лиги весьма прохладно, стали выступать за наличие крупной армии в распоряжении Лиги. Их мотивы были достаточно ясными. Если в США и Англии традиционным для мирного времени был отказ от всеобщей воинской повинности, то именно таковая была характерна для Франции, имеющей на своей границе Германию. А располагая крупнейшей в Европе армией, Клемансо надеялся и на дополнительные рычаги воздействия в Лиге. Обсуждая этот вопрос, комиссия заседала весь день 11 февраля. В решающий момент французский представитель процитировал слова самого Вильсона о том, что «должна быть создана сила, сила столь мощная, чтобы ни одна нация или комбинация наций не смогла бы бросить ей вызов».
Выслушав французский перевод своих слов, а затем их новый перевод на английский, Вильсон вначале не знал, как ответить. Он шептался с Хаузом, и замешательство было ощутимо в зале. Затем, поблагодарив за цитирование, он указал, что эта мысль была высказана «в состоянии стресса, вызванного отчаянной войной». Но изменилась ситуация в мире, и создание объединенной военной машины в мирное время будет способствовать процветанию международного милитаризма, едва ли лучшего, чем милитаризм национальный. И еще, конституция США не позволяет кому бы то ни было осуществлять контроль над американскими вооруженными силами. Враги Лиги Наций в Конгрессе США используют это обстоятельство, чтобы дискредитировать саму идею Лиги.
Началась война нервов. Выслушав ответ Вильсона, представитель Франции Л. Буржуа откинулся в кресле, выждал паузу и заявил, что бессильную Лигу, которую предлагают создать американцы, французы могут отвергнуть как таковую. Для проницательных наблюдателей было достаточно ясно, что французы стремятся не столько дискредитировать проект Лиги Наций, сколько создать «задел» для дипломатической торговли потом, чтобы продать свое согласие в обмен на желаемое для Франции решение самого насущного для нее вопроса — германского. Отнюдь не выигрышной оказалась позиция американской делегации, когда президент Вильсон стал убеждать французов: «Верьте нам, в случае опасности мы придем к вам на помощь».
Накануне объявленного дня отплытия Вильсона комиссия согласовала свои позиции по шести пунктам из двадцати шести. Понадобилось искусство мастера компромисса Хауза, чтобы спасти положение. До сих пор его шепот слышал лишь президент США. Теперь полковник обратился к комиссии в полный голос. Он сумел заручиться английской оппозицией против предлагаемого французами плана создания Генерального штаба войск Лиги Наций. Так же, закулисно, он достиг соглашения с японской делегацией (в обмен на провозглашение расового равенства в уставе). В отсутствие президента обещая всем все и вся, Хауз сумел создать текст устава, относительно удовлетворяющий все стороны. Главными потерями — это очень важно отметить — были следующие: США отказались от двух прежних условий существования Лиги — создания международного арбитража и организации Мирового международного суда. Это была существенная уступка. Если, противостоя французам, американцы выступили против военной организации Лиги Наций, то теперь они отказались от того, на что очень надеялись, — от ее судебных функций.
Очевидно, что Вильсон не был доволен тем, как реализуется его инициатива по трансформации современной дипломатии. Но все же содеянное имело большое значение. Разумеется, игнорируя пока крупнейшие мировые силы (Советскую Россию, Германию), Лига Наций не могла называться в полном смысле мировой организацией, но это было новое слово в дипломатической практике. И когда 14 февраля 1919 г. Вильсон представил устав Лиги Наций на пленарной сессии мирной конференции, это был его день. Создавалась крупнейшая международная организация. Руководил ею Совет из представителей пяти великих держав (США, Англии, Франции, Италии, Японии) и четырех выборных представителей малых стран. Вильсон свято верил в лидерство США в этом новом вавилонском столпотворении дипломатов. Мощь США, обладавших к тому времени половиной промышленного производства мира, не давала ему оснований для сомнений.
Создаваемая организация представляла 1200 млн. человек, формально именно от их лица говорил в этот день В. Вильсон. Он зачитал устав и приступил к комментариям: «Живое творение рождено нами, и мы должны позаботиться, чтобы тесные одежды не повредили ему… Этот документ приложим к практике, он должен очищать, исправлять, возвышать». Лидерам крупнейших стран, собравшимся в пышном Зале часов, казалось, что они поставили под контроль всю динамику мирового развития. Ворвавшиеся представители прессы искали главного творца «Евангелия XX века». Торжественность момента была слегка искажена поправками французов и японцев, но дело было сделано — устав был передан в секретариат конференции.
Несомненно, Вильсон был в эйфории. Он перескакивал через две ступеньки, салютовал американским солдатам у дворца Мюрата, уже мысленно видел себя в Белом доме. Длинная красная дорожка вела его к вагону. Дипломаты пожимали ему руку и целовали руку Э. Вильсон. Покидавшего вокзал Клемансо спросили его мнение о президенте США. «Вполне возможно, что он имеет добрые помыслы», — ответил французский премьер.
ТЕРРОРИЗМ
19 февраля 1919 г. двадцатитрехлетний плотник Эмиль Коттен с криком «Я француз и анархист!» трижды выстрелил в Клемансо. Две пули лишь оцарапали премьера, но третья пробила плечо и остановилась рядом с легким. Премьеру было 77 лет. Он сам вышел из авто и простил покушавшегося, которого суд приговорил к смертной казни. Он вышел на свободу в 1924 г. На некоторое время не американцы (Вильсон был в Соединенных Штатах) и не французы (на время потерявшие своего лидера), а англичане — среди них выделялся лорд Керзон — на протяжении примерно трех недель (между последней декадой февраля и 13 марта, когда прибыл Вильсон) играли заглавную скрипку на мирной конференции.
Двумя днями позднее, 21 февраля 1919 г., к пересекающему Променад-плац бородатому главе баварского социалистического правительства Курту Айснеру подошел решительный молодой человек, вынул пистолет и дважды выстрелил Айснеру в голову. Охранники бросились на двадцатидвухлетнего графа Антона Арко-Валли, и вскоре тот лежал в крови на тротуаре. Граф, лейтенант Баварской гвардии, увлекался литературными экзерсисами в кружках, где члены приветствовали друг друга приветствием «Хайль!» и где свастика была признана как общий знак антисемитского движения. Он выжил, его судили, и он занял камеру № 70 баварской государственной тюрьмы Штадельхайм — именно в эту камеру был приведен Адольф Гитлер после так называемого «пивного путча» 1923 г.
Насилие охватило столицу Баварии на протяжении всей весны 1919 г. Сторонники Айснера бросились на улицы с жаждой мести. В ландтаге противник покойного министер-президента Эрхард Ауэр — лидер «социалистов большинства» был убит прямо в зале ландтага подмастерьем мясника на виду у всех депутатов и публики. Подмастерье был застрелен на месте. Ауэр претерпел многое, но выжил. Все происходящее дало шанс революционерам большевистско-спартаковского толка. 27 февраля последовала всеобщая забастовка. В Мюнхене теперь не было места буржуазным парламентариям. Их газеты были закрыты; на улицах началась перестрелка. На месте, где Арко-Валли произвел свои выстрелы, его сторонники разбросали специально обработанную муку, привлекшую бесчисленное скопище собак, — надругавшись тем самым над жертвой.
Новое коалиционное правительство Баварии переместилось в Нюрнберг. Тем временем Густав Носке начал концентрировать на границах Баварии отряды «фрайкоров», сепаратизм баварцев (мечта французов) не следовало поощрять. Чтобы заглушить сепаратизм баварцев, Густав Носке готов был применить силу. Он не позволит Германии распасться. Иной была точка зрения на национальное единство у русских большевиков, готовых ради минутного выигрыша поддержать то один, то другой национализм.
Германия ведь совсем недавно стала объединенной страной. В ней еще силен был регионализм. Особенно проявили себя сепаратисты в Бремене, Мюльхайме, Брунсвике, Халле. Зашел разговор о побеждающих в этих городах большевиках. Да и сама Национальная ассамблея в Веймаре способна была выполнять свои функции только под прикрытием добровольческих частей Меркера. Вот как оценивает различие между Германией и Россией английский историк Даллес: «Вся Германия начала залезать в корпоративные ячейки. В этом и заключалось различие между Россией и Германией: в Германии эти ячейки существовали. Огромные колеса германской экономики все еще вращались. Но те, кто их вращал, поделились теперь на малые группы, каждая в своей малой щели, которая, хотя и связанная с общим движением, становилась все более индифферентной и даже враждебной к рычагам и колесам, вращающимся рядом, над или позади. Германия — департментализированная страна еще до 1914 г. — оказалась окончательно фрагментаризированной войной. Здесь было нечто большее, чем просто восстание против государства. Само государство оказалось разделенным: шейдемановское новое коалиционное правительство в Веймаре было построено на нереализуемом компромиссе между националистами и социалистами»[559].