Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Шрифт:
ЛОНДОН
По сравнению с Францией (не говоря уже о России) Британия, ее экономика, система управления и империя выдержали испытание Первой мировой войны. Если во Франции инфляция за годы войны составила примерно 450 %, то в Британии она была многократно меньше. Стоимость жизни выросла только на 20 %. Ирландия еще не вспыхнула, и в Объединенном королевстве царил относительный национальный и социальный мир. Имперские владения Переживали период бума[476].
Если Франция в принципе желала восстановления в сильной России консервативного строя, служащего противовесом вечному рейнскому врагу, то в Англии стратегическая линия была иной. Война сокрушила могущество Германии, и теперь для полной свободы рук на мировой арене Лондон желал ослабления России. Звучит это жестко, и англичане не были бы англичанами, если бы выражали свои мысли в лоб, но в конкретике конца 1918 г. и позднее «британский лев» решил ослабить крупнейшую континентальную державу до размеров и статуса скромной евразийской страны. Как пишет историк А. Мейер, «в свете традиционного англо-русского соперничества на Балканах, на Ближнем и на Среднем Востоке, Британия могла лишь приветствовать коллапс России»[477].
Русская революция освободила Лондон от обещания России проливов. В сложившейся ситуации Россия не могла претендовать на наследие Оттоманской империи — чрезвычайно благоприятное для Британии обстоятельство. Теперь можно было не опасаться давления на Индию с севера. Близкой к нулю стала опасность сближения России с Францией.
Подготовка выработки британской послевоенной политики в отношении России началась еще 18 октября 1918 г., когда кабинет поручил Министерству иностранных дел совместно с имперским Генеральным штабом и Адмиралтейством подготовить доклад «о настоящей и будущей военной политике в России». Была поставлена задача «опереться на национальные правительства в каждом из балтийских государств и, если нам это удастся, в Польше тоже». Обстоятельства позволяли отторгнуть от России Кавказ, Прибалтику, Финляндию. Роберт Сесил предложил «использовать наши войска максимальным образом; там, где у нас нет войск, начать снабжение вооружениями и деньгами; в случае с балтийскими провинциями защищать нарождающиеся национальности при помощи нашего флота»[478].
Наиболее детальный анализ ситуации осуществил генерал сэр Генри Вильсон. Германия не должна получить особое влияние в соседних государствах. Целью интервенции должно быть предотвращение попыток Германии заручиться преобладающим влиянием в России (что могло бы привести к «войне после войны»). У Британии есть только две возможности: «а) создать вокруг большевистской России кольцо государств, целью которых было бы предотвращение распространения большевизма… Период оккупации этого кольца государств продлился бы на неопределенно долгое время; б) альтернативный курс предполагает нанесение удара по центру в ближайшее возможное время — это более быстрый и более определенный способ сдерживания возможной германской экспансии, поскольку приграничные государства снова попадут в орбиту объединенной России, единственной державы, которая может долгое время сдерживать германскую экспансию в восточном направлении».
В итоге критического анализа генерал Вильсон исключил первую альтернативу, поскольку общественное мнение в Британии не потерпит расходов на содержание гарнизонов, направленных против страны, с которой у нас «нет особых противоречий». Второй вариант выглядел предпочтительнее, но он мог породить очень большие политические и военные осложнения. Завоевание России представляло собой большую проблему хотя бы ввиду русского климата и пространства; даже самая успешная кампания не могла завершиться «ранее лета 1919 г.». Что же оставалось? Наиболее приемлемый курс — «помочь нашим друзьям и выйти из европейской России до подписания мирного договора, прилагая в то же время усилия по установлению крепкого русского правительства в Сибири».
Вильсон согласился с французской точкой зрения, что Польша в данной ситуации приобретает особое значение, ее следовало укрепить «освобожденными польскими военнопленными, оружием и амуницией». Южнее следует поддержать новый антирусский бастион в виде Румынии. Три прибалтийских провинции должны получить помощь британского флота, севернее следует помочь «соглашению между финнами и карелами», удерживая за собой Архангельск. В целом Англия «должна использовать огромные преимущества, предоставляемые открытием Балтийского моря для снабжения наших друзей военными товарами, воспользоваться открытием Черного моря для оккупации необходимых нам портов на восточном берегу»[479].
Страх превращения Европы в социально отчужденный континент после победы в мировой войне стал выходить на первый план. Британия взяла на себя лидерство в западном вмешательстве в российские дела. Через два дня после подписания перемирия министр иностранных дел лорд Бальфур, вооруженный докладом Вильсона, провел особое совещание по русскому вопросу, на котором присутствовали ведущие дипломаты и военные. Бальфур соглашался с тем тезисом, что население Центральной Европы уязвимо перед коммунистической пропагандой, что есть основание бояться социального краха в новых странах, лишенных собственных войск и полиции. (На краткое время у англосаксов и у правящих антикоммунистических кругов Германии совпали интересы — обе стороны хотели задержать германские войска на оккупированных территориях России.) Следовало оказать помощь приграничным с Россией новым государствам «от Балтики до Черного моря». Совещание поддержало предложение об активной политике в пространстве от Мурманска до Кавказа. Своего рода оппозицию Бальфура представили Мильнер и Керзон, которые склонялись к перенесению центра тяжести британских усилий с Балтики на южное направление, «где интересы Британской империи затронуты наибольшим образом».
Британия выступила авангардом похода против большевизма. Британский военный кабинет пришел к жесткому решению: сохранить прежнюю дислокацию войск в Северной России и Сибири, осуществить меры по закреплению в своих руках железной дороги Баку — Батуми, оказать материальную и техническую помощь Добровольческой армии Деникина, признать в качестве представляющего Россию правительство адмирала Колчака в Омске, занять Красноводск и расширить британскую зону влияния «на территории между Доном и Волгой»[480]. Целью Британии стало «не позволить западным и юго-западным приграничным государствам быть инкорпорированными в Великороссию, так как в этих государствах находится население иной расы, языка и религии и в целом они более цивилизованны, чем великороссы». Военные эскадры Британии были посланы в Балтийское море с целью «укрепить позиции населения этой части мира против большевизма и защитить английские интересы на Балтике». Если учесть особые отношения Британии с Японией (результат договора 1902 г.), то можно сказать, что англо-японский дуэт лидировал в интервенции против России.
В результате британское правительство сформировало политику более последовательную и энергичную, чем мятущаяся вокруг германского вопроса Франция. Фдктически ослабление России при определенном повороте событий потенциально угрожало обескровленной Франции, но соответствовало интересам Британии, получившей в расколе России гарантии своим важнейшим владениям. Клемансо предполагал, что, если Россия все же сможет определенным образом быть использована против Германии (и ее полное ослабление едва ли соответствует интересам Парижа), то для Лондона настал звездный час успокоения от казаков на границе Индии. Колебания Клемансо сказались в его взаимопротивопоставлении белых и сепаратистов. Англичане, как всегда, имели более цельную концепцию. У Ллойд Джорджа не было подобных колебаний и метаний.
Именно в свете этого Лондон признал независимость Финляндии и прибалтийских государств, именно он стал подталкивать закавказские новоформирования к самоутверждению. На встрече союзников на Даунинг-стрит 3 декабря 1918 г. министр иностранных дел Бальфур «не пожелал видеть границы России прежними в Финляндии, балканских странах, Закавказье и Туркестане». Британский поверенный в делах в Вашингтоне совместно с госсекретарем Лансингом достиг согласия в том, что они не потерпят победы большевизма в Германии, даже если это будет означать возобновление военных действий[481].
Первая британская эскадра вошла в Черное море 16 ноября 1918 г. Базируясь на Новороссийске, англичане через несколько дней осуществили выход в Баку и полностью заняли 600-километровую железнодорожную линию, соединяющую Баку и Батуми. Англичане явственно не хотели видеть в своей зоне влияния ни французов, ни белые русские власти. И все же, если дело шло едва ли не к новой войне, следовало оценить ставки. 10 декабря 1918 г. премьер Ллойд Джордж выступил инициатором дискуссии по русскому вопросу. Руководители Военного министерства Мильнер и сэр Генри Уилсон выступили за интенсификацию военных действий, за дальнейшее укрепление в Мурманске и на других ключевых подходах к России. Лорд Керзон довольно неожиданно поставил вопрос «в расовом плане» — он заявил, что англичане должны выполнять свои обязательства по отношению к белой расе. Министерство иностранных дел (в лице Бальфура) полагало, говоря о странах-лимитрофах, что «любое правительство, утвердившееся с английской помощью, должно быть поддержано».