Упал. Очнулся. Папа!
Шрифт:
На это ответить было нечего. Все, что могла, я Андрею уже объяснила.
Он вдруг с силой выдохнул и куснул сухие губы. Повернув меня к себе за локоть, заставил посмотреть ему прямо в глаза:
— Дашка, а если бы ты пострадала? Ты об этом подумала? О девчонках и Степке? Влезла в черт знает что! Еще и о сержанте Лешенко никто не слышал. Только охранник говорит, что был такой — лохматый и с котом.
— Но я не соврала!
— Знаю! Вот что-что, а врать начальству ты совершенно
Ну, я бы с этим поспорила, особенно в свете всего произошедшего. Но Андрей уже и сам прочел мои мысли. Добавил так же твердо, но уже тише:
— Только своему мужу. В этом ты далеко пошла!
Он продолжал цепко смотреть на меня, однако холод уже исчезал из его глаз, а из голоса гнев. Дети, словно чувствовали, из комнаты нос не показывали.
— С первого дня меня раздражала своим упрямством и рыжими волосами, — неожиданно признался. — Маячила перед глазами такая гордая и неприступная, никого не замечая.
Я уже поняла, что назад в «Сезам» мне возвращения нет. Ни к чему возвращения нет, поэтому тоже ответила честно:
— Ну, знаешь ли, ты тоже не был паинькой. Вредный и заносчивый умник, так и хотелось тебя чем-нибудь стукнуть! — Вдруг сообразив, что сказала, выдохнула тяжело: — Вот и стукнула на свою голову…
— Какой есть. Не сахарный. Да еще и многодетный изменщик, бросивший семью. Что, не нравлюсь?
Я промолчала и отвела глаза, чувствуя, как начинают дрожать губы и выступают слезы. Это уже слишком, честное слово.
— Даша? — вот прямо потребовал ответа Воронов. Зачем он ему?
— Нравишься. Сам знаешь, что нравишься.
Андрей провел ладонью по лицу и расстегнул ворот рубашки у горла. Достав из кармана пальто телефон, положил его на полку рядом с моим заявлением. На этот раз сказал без упрека — по-домашнему, что ли. Превращаясь из шефа в того Андрея, каким я его успела узнать:
— Устал, как собака. Перелет, совещание, еще и секретарь нервы мотает… Ты меня кормить будешь? Мне кажется, я сейчас и коня съем.
Что? Я подняла глаза, да так рот и открыла, не уверенная в том, что услышала.
— К-кормить? — уставилась на Воронова. — А ты разве… не уйдешь? — глухо выдохнула, не зная, что и думать.
— Нет, — получила в ответ хмурый взгляд. — Зачем бы я тогда пришел.
— Но как же… Разве ты меня не… ненавидишь, после всего? Ты ведь сам сказал, что не хочешь меня видеть.
Андрей искренне удивился — ведь не могло же мне показаться?
— С чего ты взяла? Да, я зол на тебя и очень сильно, но это не одно и то же. Больше никогда за меня не решай, поняла? Ничего!
— Д-да.
— Я в семье главный. Сойдемся на том, что для меня это важно, —
— Но я не понимаю, Андрей… Почему?
— Почему я, взрослый мужик, у которого есть свой бизнес, дом, и прошлое — даже, если оно тебе не нравится, стою в твоей прихожей, понимая, что мне больше некуда идти? Тебе что, прямым текстом сказать?
Я кивнула. На другое действие просто сил не хватило.
И ведь даже не засмущалась ни разу. Я не могла поверить, что все происходит на самом деле.
— Не заслужила, Дашка! — рыкнул Воронов, но как-то не очень сердито. Произнес с ворчливым достоинством: — После зумбы и твоих подруг я у тебя даже спрашивать ничего не должен, а просто окольцевать и поставить перед фактом, нравиться тебе или нет.
Я продолжала молчать и смотреть на него.
Он что, простил мне обман? Неужели и правда… вернулся?
Или я сплю?
Видимо, сомнения настолько явно отразились на моем лице, что Андрей выдохнул, опуская плечи и пряча руки в карман пальто:
— Ну что мне, самому кашу готовить, Даш? Снова? Знаешь ведь, что только испорчу.
— Н-нет, не надо кашу, — кажется, я очнулась. — Я приготовлю что-нибудь. Й-я быстро!
— Уж постарайся. Я намерен долго на тебя злиться.
— Долго?
— Очень долго!
Но почему-то сойти с места оказалось трудно. И не только мне. Так и стояли молча, глядя друг на друга по-новому, уже честными взглядами.
— Степан! — неожиданно позвал сына Андрей, наконец первым нарушив молчание. — Хватит подслушивать, иди сюда!
Дверь детской открылась, и Степка тут же высунул из комнаты в коридор рыжую голову.
— Что, дядя Андрей? — звонко спросил.
При слове «дядя» Воронов поморщился, но я скорее ощутила это, чем увидела. Просто в какой-то миг дернулась жилка на смуглом виске и сжались губы.
— Одевайся, только быстро. Жду три минуты или уезжаю сам.
— Ага! Я сейчас!
И ни одного лишнего вопроса от сына или возражения. Забегал по коридору, закрутился юлой в прихожей, натягивая куртку, шапку и сапоги. Мне осталось только удивляться — Степка в жизни так быстро не собирался.
И наконец вытянулся стрункой возле Воронова, широко улыбаясь щербатым ртом.
— Все, я уже!
— Пойдем!
Дверь открылась, и мужчины шагнули к порогу. Я только рот открыла, чтобы спросить куда.
— Андрей, а вы…
Как Воронов сам обернулся и сделал ко мне шаг. Притянув к себе за спину, сказал в ухо тихо, но очень серьезно:
— Чем задавать вопросы, Дашка, лучше подумай о том, как будешь просить у меня прощения, когда вернусь. Про «долго» я не шутил!
И ушел.