Управленец
Шрифт:
– Сегодня последний день недели, а значит он будет в четвёртом амбаре. Один, – пояснял управленец. – Есть у него один старый обычай. В конце недели он отправляется в самый большой амбар для пересчёта полученной прибыли и выполнения одного обряда. Каждую удачную неделю он пополняет припрятанный там на чёрный день сундучок. А так как он хочет, чтобы о нём больше никто не знал, то и будет он там совершенно один… Нам нужно всего лишь оказаться там на закате и подождать пока зазвенит золото.
– Ну хоть в этот раз всё гладко пройдёт, – обрадовалась Гвенет. – А добраться до этого амбара
– Он расположен на самом краю хозяйства, один забор да с сотню шагов по кустам, и ты там. Его не используют, он пустой, поэтому и нужды в охране нет, – пояснил мужчина и перевёл взгляд на Азалию. Та была чем-то обеспокоена, казалось, в её голову забралось подозрение, но тем не менее она сказала:
– Отлично. Там его и убьём. А теперь все отдыхать, до завтрашнего вечера всё равно делать нечего.
Все трое разошлись по комнате и занялись разными делами. Гвен завалилась на пол и принялась растягивать забившиеся от долгой скачки мышцы, Горий решил прилечь и потушил стоящие на шкафчике возле его кровати свечи. Запах тлеющих фитилей на время перебил смрад старой подушки, видавшей за свою долгую жизнь с полтысячи голов разношёрстных посетителей таверны, но вскоре аромат усталой старости вернулся.
Непрерывно ощущая его на протяжении нескольких часов Горий всё никак не мог заснуть. К тому времени уже были погашены все прочие свечи, а тихие разговоры подруг умолкли.
«Нельзя так делать, нужно им рассказать, – мужчина метался из стороны в сторону. – Нет. Ну и что, что у неё семья? У тех, кого она убила тоже были семьи! Я должен их остановить… Нет, я должен рассказать…».
Горий приподнялся и сел, отказавшись от тщетных попыток уснуть этой ночью. Оглядев комнату, он увидел, как одиноко у окна сидела маленькая фигура.
– О, а ты чего не спишь? – обратилась она к нему.
– А где Азалия?
– Не поверишь, спит, – отвечала Гвенет, показывая в сторону лежащего на кровати силуэта. – Так что говори тише.
Тем временем где-то в пределах тонкого мира
Уже позабытые ощущения управляемого сна охватили тревожную Азалию. Идя по длинному коридору, она понимала, что всё происходящее вокруг является частью личного измерения её хозяина и от этого становилось противно. Преодолев некое подобие врат, она ожидала очутиться среди своей семьи, но вдруг её что-то остановило, и она оказалась посреди просторного помещения с кострами по всему периметру.
Из ниоткуда возник могучий образ хозяина.
В духовном мире языческие боги имеют ещё более внушающий облик. В отсутствии телесной оболочки в виде высокого, наделённого безупречной анатомической и эстетической красотой человеческого тела, Талльм предстал в форме своего внутреннего естества, где к утончённому силуэту добавляется энергетическая мощь, невидимая в обычном мире.
Ощутив на себе подавляющую силу, девушка склонилась перед великаном, затмевающим своим сиянием свет костров. С одной стороны, потому что этого требовала её человеческая природа, трепещущая перед столь могучим существом, с другой – чтобы не смотреть ему в лицо.
– Встань, дитя, – пронзающий до мурашек голос Талльма наполнил всё пространство.
Повинуясь,
Парализующий страх перед превосходящей во всех смыслах сущностью сковал женщину не позволяя пошевелиться.
– С ними всё в порядке, можешь убедиться, – продолжало говорить божество, сотрясая помещение каждым словом. – А как там Горий? Я надеюсь всё идёт хорошо?
– Да, хозяин. Мы уже на середине его списка, – рапортуя, Азалия опустила голову словно выражая повиновение.
Рука Талльма обжигающе взялась за её подбородок двумя огромными пальцами и нежно приподняла голову обратно. Жуткие глаза бога, в сравнении с которым девушка была ростом с хилого подростка, впились в её душу.
– Ты довольно часто стала прибегать к моим силам. Надеюсь, ты меня не подведёшь, – сказав это он исчез, как и всё вокруг.
Вдруг Азалия оказалась перед небольшим домиком в лесу, возле которого в траве играли две девочки десяти лет. Пустив слезу, девушка не стала отвлекать сестёр от игры в кукол и обогнула здание, где на скамейке сидели родители.
Престарелая пара обнявшись, и, укрывшись пледом, наблюдала за природой, совершенно не удивляясь появлению дочери.
– Здравствуйте, ну, как вы тут? – стараясь скрыть слёзы, спросила брюнетка.
– Вышли с матушкой подышать свежим воздухом, – отвечал старик, – Проклятый озноб совсем одолел, никак согреться не можем.
Погладив стариков, Азалия вошла в дом, где девушка, немногим моложе её, тщетно пыталась разжечь печь. Заметив старшую сестру, она недовольно сказала:
– Это какой-то ужас! Совсем не горит, а в доме холодно как в погребе.
Необоримый холод, что одолевал жителей хижины, был тем самым способом, через который Талльм вытягивал из них энергию, что тратил на поддержание этого карманного измерения и собственную подпитку. Немногочисленная семья, будучи в нематериальном пространстве не подвластном времени не осознавала, что сидение на лавке и попытки растопить очаг длились уже много лет. Для них это словно непрекращающийся сон, в ходе которого можно прожить целую жизнь, а можно есть суп и никак не доесть прямо до своего пробуждения.
В таверне
– Уже и не припомню, когда она в последний раз спала, – Гвенет решила воспользоваться отсутствием старшей подруги и начала выводить мужчину на беседу. – Обычно, когда она раньше засыпала её было очень трудно разбудить. Так трудно, что мне приходилось оставаться на ночной дозор, чтобы никто не воспользовался её беспомощностью.
– Давно вы вместе? – спросил Горий.
– Десять лет. Когда мне было одиннадцать она спасла меня от стаи волков, что загрызли мою семью и помогла отомстить.