Упрямица

Марш Эллен Таннер

Рэйвен усмехнулась, что до сих пор бурно негодует при воспоминании о капитане. Все! Выбросить из голо­вы и забыть! Она рьяно принялась помогать Дэнни. Хо­рошо, что есть чем заняться. Остается надеяться, что Натаниэль Роджерс последует ее совету и оставит ее в покое.

Когда все было упаковано, «Индийское облако» бро­сило якорь в огромной гавани. Началась неизбежная в таких случаях суматоха, и Рэйвен едва успела попрощать­ся с попутчиками, как уже спустили сходной трап. Вокруг возвышался целый лес голых мачт, торчащих в безоблач­ном небе. Ветер, дувший в лицо, заметно потеплел,

доно­ся тысячи новых экзотических запахов с берега.

Вдоль пирса тянулись огромные сооружения складов, каждый свободный метр на причале использовался для складирования груза. Толпы людей двигались по неровно уложенным доскам, лавируя в густой толпе. Рэйвен зача­рованно смотрела на индусов в европейском платье, с ог­ромными портфелями, набитыми накладными на грузы, снующих в толпе в надежде первыми попасть к старшему помощнику, чтобы заключить выгодную сделку.

Модно одетые женщины в белых перчатках и с пес­трыми шелковыми зонтиками прохаживались чуть поо­даль, встречая пассажиров с двух битком набитых только что прибывших пассажирских кораблей, вставших рядом с «Индийским облаком». Среди толпы выделялись смугло­кожие аборигены – мужчины в белых дхоти и чалмах или в длинных пиджаках и широченных шароварах, жен­щины живописно задрапированы в яркие сари и богато вышитые чоли. Толпа пестрела всеми цветами радуги – зеленым, оранжевым, пурпурным и желтым всех оттен­ков. Хотя головы женщин были покрыты, Рэйвен заме­тила, что они втирают в волосы масло, чтобы придать им блеск. Бросались в глаза и их украшения – браслеты, кольца, ожерелья, кулоны и всевозможные бусы. Все это блестело, позвякивало, притягивало взгляд. Мистер Мерроу заметил, что индийские женщины стремятся свое богатство выставить напоказ, и чем богаче были их украше­ния, тем больше уважения оказывали им их соотечествен­ники. Рэйвен не терпелось поскорее очутиться на берегу и поближе познакомиться с этим причудливым, своеобраз­ным миром!

Наконец и пассажирам «Индийского облака» позво­лили сойти на берег. Рэйвен с облегчением увидела, как первым сошел со всеми своими вещами Натаниэль Ро­джерс. Капитан Винтерc попросил ее задержаться, пока он не узнает, встречает ли ее кто-нибудь. Она беспокойно бродила от одного борта к другому, разглядывая все, что попадалось ей на глаза. Дэнни не выказывала особого любопытства, а лишний раз проверяла, все ли вещи до­ставлены из каюты на палубу, не забыто ли что-нибудь.

– Мисс Бэрренкорт?

Рэйвен оглянулась на незнакомый голос. К ней обра­тился высокий джентльмен с животиком – блестящие пуговки его пиджака едва сходились в центре. Сначала Рэйвен приняла его за своего кузена, но потом решила, что ошиблась, ведь мужчине было около шестидесяти, и его волосы покрывала заметная седина. От веселых глаз разбегалась сеть морщинок. Нет, решительно подумала она, в нем нет абсолютно ничего от Бэрренкортов.

– Вы мисс Рэйвен Бэрренкорт? – почтительно спро­сил он.

– Да, сэр.

– Меня послал сюда капитан Винтерc. Мое имя Джон Трентхэм, я деловой партнер Филиппа Бэрренкорта.

– Как мило, что вы встретили меня, мистер Трент­хэм, – радостно воскликнула Рэйвен. – Полагаю, мой кузен заболел?

Джон

Трентхэм рассмеялся, и его животик заколы­хался.

– Можно и так выразиться. Его нет в Бомбее, мисс Бэрренкорт, он в Лахоре, в горах. Там у него летний домик.

Глаза Рэйвен растерянно посмотрели на пожилого джентльмена.

– Так его нет в Бомбее? – удрученно повторила она. Заметив, что его известие расстроило девушку, Джон Трентхэм поспешил успокоить ее:

– В этом нет ничего необычного. Правда, к этому времени года он уже возвращается, но, видимо, его за­держали дела. Поэтому я и встретил вас. В его отсутст­вие я просматриваю всю корреспонденцию, получил и письмо сэра Хадриана о вашем приезде. Я позабочусь о том, чтобы вы смогли добраться до вашего кузена в Лахор. Пока же прошу вас быть гостьей в моем доме в Бомбее.

Рэйвен расстроило, что до Филиппа еще придется добираться, но была благодарна Джону Трентхэму за за­боту о ней.

– Вы очень добры, сэр, – пробормотала она.

Понимая, что девушка ожидала увидеть среди встре­чающих на причале своего кузена, Джон Трентхэм ласко­во похлопал ее по руке.

– Ну же, мисс Бэрренкорт, не стоит расстраиваться. Я очень люблю Филиппа и сделаю для вас все, что в моих силах, раз уж вы добрались до самой Индии ради встречи с ним.

Он с любопытством взглянул на нее, и Рэйвен под­умала, догадался ли он, ради чего она приехала. Сэр Хадриан не сказал ей, что именно написал в своем письме. Она знала только, что все подробности содержались в послании, которое она везла с собой, чтобы лично вручить кузену.

– Моя коляска стоит за складами, – продолжил Джон Трентхэм. – Я сейчас найду кули, чтобы он отнес ваш багаж.

– А я попрощаюсь с капитаном Винтерсом, – ска­зала Рэйвен, махнув рукой в сторону знакомой фигуры, Дэнни, очарованная дружелюбием и прекрасными ма­нерами Джона Трентхэма, безропотно восприняла новость, что им опять предстоит долгий путь.

– Только бы не вновь пять месяцев на корабле! – воскликнула она. Джон Трентхэм взял ее под руку, помо­гая спуститься по шаткому трапу.

– Поверьте мне, эта поездка будет намного короче! – рассмеялся он.

– Вы случайно не знаете, почему кузен Филипп за­держался в Лахоре? – полюбопытствовала Рэйвен, ког­да мистер Трентхэм подсаживал ее в коляску, доверху набитую багажом.

– Не знаю, что и сказать, – пожал он плечами. – По делам. Ваш кузен очень занятой человек, он заведует многими складами в Пенджабе.

– Вы полагаете, что сможете обеспечить нам каюту на судне, идущем на север?

– Будьте спокойны, я разыщу для вас места, может быть, даже на завтрашний рейс. Как только отвезу вас к себе, так сразу же вернусь в порт и все разузнаю.

У Рэйвен отлегло от сердца. Они проезжали по запру­женной людьми улице, и она с удовольствием разглядывала экзотическое окружение. Ее очаровали бесчисленные воловьи упряжки, паланкины, рикши и тысячи спешащих пешеходов. Индусы были одеты так же, как и в порту, но каждый, казалось, говорил на каком-то своем диалекте, когда громко приветствовали друг друга через улицу или останавливались на перекрестке.