Упрямица

Марш Эллен Таннер

Рэйвен, привычная к воркотне Дэнни, только усмех­нулась:

– Ну-у, если они и раньше считали меня ни на что не годной, то теперь-то и подавно уверены, что я совсем отбилась от рук. – Янтарные глаза тут же потемнели, подбородок упрямо вздернулся. – Но я не сдамся, Дэн­ни! Я никому не отдам Нортхэд! Сделаю все возможное, но сохраню его! Бэрренкорты не покинут родового по­местья!

– Что вы, что вы! Никто этого и не думает! – забормотала Дэнни, нежно погладив девушку по плечу. – Все будет хорошо, вот увидите. К следующей весне все в книге расходов сойдется тютелька в тютельку!

– Надеюсь.

– Извините, мисс Рэйвен. – В дверях появился дворецкий Паррис,

подбородок которого остро торчал поверх жутко накрахмаленного воротничка и идеально завязанного галстука, а голос звучал монотонно и веж­ливо. – Прибыл мистер Ричард Хаггарт. Я проводил его в Желтую гостиную.

– Передай ему, что я присоединюсь к нему через несколько минут, – проговорила Рэйвен, быстро затал­кивая в рот два куска мяса и кусок хлеба. У Дэнни от ужаса округлились глаза, особенно когда ее воспитанница запила все это фужером кларета. Рэйвен раскаянно взгля­нула на старушку, вытерла губы салфеткой и выскочила из-за стола.

Желтая гостиная была задумана как островок уюта для гостей, чтобы они чувствовали себя здесь как дома. В самых уютных местах стояли обитые плюшем кресла и скамеечки для ног, а шафранно-желтые шторы были от­дернуты, и дневной свет падал на яркие обои с узором из золотых цветов, на подушечки с очаровательной вышив­кой. На натертом воском паркетном полу лежал толстый обюссонский ковер, начищенные бронзовые подсвечники сверкали. Уют и тепло царили в гостиной, убранство кото­рой завершала мебель из дуба и красного дерева, обитая шелком желтых тонов. И мистер Хаггарт в своем черном шерстяном костюме, который не вписывался в размягчен­ную атмосферу комнаты, явно почувствовал себя неловко.

Увидев Рэйвен в рубиновом платье, он удивленно за­моргал, дивясь этому едва распустившемуся алому тюль­пану на поле из ярко-желтых нарциссов. Вскочив на ноги, он поклонился. Роста он был невысокого и, чтобы взгля­нуть в лицо Рэйвен, вынужден был запрокинуть голову. Тут его глаза невольно задержались на прелестной груди и узкой талии, затем снова поднялись и уставились на изумительно переливающиеся перламутровые гребни, ко­торыми были закреплены ее волосы.

– Добрый день, мистер Хаггарт, – вежливо напом­нила о себе Рэйвен, когда стало ясно, что коротышка адвокат не собирается начинать беседу, а лишь оторопело разглядывает ее.

– О да, добрый день, мисс Бэрренкорт. – Он стыд­ливо покраснел и нехотя оторвал свой взгляд от девушки. – Простите, что засмотрелся на вас, но я… э-э-э… не ожи­дал… увидеть вас… э-э… в столь яркой одежде.

Он покраснел еще гуще. Его худые щеки запылали, тут же напомнив Рзйвен об утренней стычке с преподо­бным Парминстером.

– Вы удивлены, что я не ношу траур, хотя отец умер всего три месяца назад? – резко спросила Рэйвен, слегка махнув рукой, чтобы мистер Хаггарт сел. – Видите ли, мой отец был против такого рода условностей. Где сказа­но, как и сколько надо скорбеть? Отец и сам не соблюдал траур весь положенный год, когда умерла моя мать, хотя я точно знаю, что он оплакивал ее смерть до своего пос­леднего вздоха. И я тоже скорблю о нем не напоказ, а… только здесь, – она слегка коснулась груди. – И мне вовсе не нужно доказывать свою любовь и преданность черной одеждой. Дело в том, что он терпеть не мог меня в черном.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул мистер Хаггарт, хотя было очевидно, что он шокирован.

Нервно прочистив горло, он открыл кожаную папку, принесенную с собой, и перелистал толстую пачку бумаг. Рэйвен, сев на софу напротив него, терялась в догадках, о чем пойдет речь. В конце концов все, что касалось заве­щания и имения, адвокат отца объяснил ей

сразу же после похорон.

– Я приехал к вам обсудить кое-какие финансовые проблемы, мисс Бэрренкорт, – сказал мистер Хаггарт, словно прочитав ее мысли. На сей раз его маленькие, близко посаженные глаза, не останавливаясь, рассматри­вали ее грациозную шею, нежный овал лица, руки, снова лицо и шею… а Рэйвен усилием воли заставила себя тер­пеливо ждать, предчувствуя новые неприятности.

– Я думала, что мы с вами уже уладили все пробле­мы, сэр, – сказала она, посмотрев ему прямо в глаза.

Адвокат кивнул и снова прочистил горло, тут уж Рэй­вен откровенно занервничала: было ясно, что мистер Хаг­гарт чем-то крайне расстроен. Она закусила нижнюю губу, заранее готовясь к самому худшему. «Но что же это мо­жет быть? – с тревогой подумала она. – Неужели я пропустила какого-нибудь кредитора, и остались долги? Какой-нибудь просроченный вексель? Проклятие, да за­говоришь ты когда-нибудь?»

– Мисс Бэрренкорт, я должен был упомянуть об этом деле еще тогда, когда мы встретились в Труро в моем офисе, но обстоятельства складывались так пе­чально…

– Какие обстоятельства, мистер Хаггарт? – напря­мую спросила Рэйвен, когда адвокат замолчал и начал теребить свой высокий воротничок, вдруг ставший ему тесным.

– Я… имею в виду, конечно, вашу утрату. Шок от гибели единственного близкого вам человека, да еще та­кой жуткой смертью!

– Несчастные случаи при падении с лошади не такое уж редкое явление, – спокойно ответила Рэйвен, но ее потемневшие от боли кошачьи глаза невидяще уставились на жизнерадостный пейзаж над головой адвоката. – Мой отец был непревзойденным, а соответственно, весьма ли­хим наездником, и под ним был дикий необъезженный жеребец.

– Жаль, что лошадь пришлось убить, – слегка ожи­вился унылый адвокат, покачав головой. – Самос восхитительное животное, какое вообще рождалось в Корнуолле. Боже, когда я впервые увидел его на выездке с вашим отцом, я даже подумал… – Он резко оборвал себя и смущенно улыбнулся. – Извините меня, мисс Бэрренкорт. Вам, должно быть, неприятно любое напоминание о трагедии.

Рэйвен пожала плечами и улыбнулась уголками губ, но гость успел заметить боль в ее печальных глазах, и его нервозность возросла. Как же ему не хотелось ее расстра­ивать! Ричард Хаггарт знал Джеймса Бэрренкорта долгие годы, а с его дочерью познакомился только на похоронах. Но мало кто в Труро, да и во всем Корнуолле, не слыхал о редкой красоте девушки. И все же мистер Хаггарт был поражен, впервые увидев ее на окутанном туманом клад­бище. В платье из черного бомбазина и с полускрытым вуалью лицом, девушка стояла словно в полузабытьи, но бледность кожи и лихорадочный блеск по-кошачьему рас­косых глаз придавали ее красоте такое неповторимое оча­рование, что перехватывало дыхание. Черты ее лица казались безукоризненными, запавшие щеки и маленький нос с горбинкой – такими привлекательными, упрямая линия подбородка – четкой, но вся фигура – столь хрупкой, что мистер Хаггарт изумился, как такое нежное существо могло вообще выжить в суровой действитель­ности Корнуолла.

Но судя по всему, Рэйвен Бэрренкорт обладала внут­ренним источником силы, решил Ричард Хаггарт, глядя на спокойно сидевшую перед ним девушку. Она не отво­дила глаз и не рыдала, наоборот – подбородок мисс Бэр­ренкорт слегка задрался вверх. Этот нежный подбородок говорил об упрямстве и упорстве характера хозяйки, и когда глаза адвоката встретились с ее глазами, она встрях­нула головой, и иссиня-черные волосы блеснули на свету, а перламутровые гребни засияли, словно бриллианты. – Мистер Хаггарт?