Упрямица
Шрифт:
– Кто? Господь или вы? – гневно отрезала Рэйвен, слишком хорошо знавшая преподобного, чтобы смутиться от его поучений. Пусть думает что хочет.
Щеки преподобного побагровели.
– Я не стану укорять вас за дерзкий язык, дитя мое, потому что знаю: каждое ваше слово или поступок продиктованы скорбью. Но я намерен лично проследить, чтобы вы не свернули с праведного пути после смерти вашего отца.
– Вы полагаете, он плохо воспитал меня? – резко спросила Рэйвен, прекрасно зная, что так оно и было. Любой в этой части Корнуолла мог бы сказать, что Джеймс Бэрренкорт позволял своей дочери
– Мне придется изрядно потрудиться, чтобы спасти вашу душу от вечного проклятия, строптивая Рэйвен, – ответил преподобный, в глазах которого отразилась откровенная похоть.
– Снова выгладите свой костюм? – сладко пропела Рэйвен, хотя глаза ее гневно заблестели. – Вы полагаете, что теперь, когда мой отец умер, у вас больше шансов стать моим мужем? Не обольщайтесь! Вряд ли вы стали приятнее с тех пор, как отец назвал вас злобным пакостником и последним из мужчин на земле, которому он позволил бы жениться на мне!
Она резко развернула нервного жеребца, так что тот вздыбил передние ноги, и Рэйвен с удовлетворением отметила страх в глазах преподобного. Всадница вихрем умчалась прочь, разбрызгивая во все стороны грязь, лошадь словно на крыльях перелетала через препятствия. Рэйвен передернуло от отвращения: брр, до чего же некоторые мужчины омерзительны! Жаль, что он сумел вызвать в ней ярость. Пожалуй, она стала уязвимее к навязчивости пастора после смерти отца. Как же она была счастлива и беззаботна, пока он был жив! И в полной безопасности! И какой же одинокой и несчастной чувствовала себя теперь, когда он покинул ее!
Прогулка была окончательно испорчена. Рэйвен быстро проехала по тропе среди скал к берегу, где позволила Синнабару немного поплескаться в холодной морской воде, после чего отправилась домой. Жеребцу это было не по нраву, и он нехотя плелся по тропе, время от времени опуская голову, чтобы пощипать траву. Он явно не торопился в стойло.
– Не упрямься, дурачок ты мой, – шептала Рэйвен, склоняясь в седле и заставляя жеребца побыстрее двигаться вверх по петляющей дороге, обсаженной стройными кедрами. Дорога вела к крытой черепицей конюшне. Синнабар влетел во двор конюшни, и из ее дверей тут же появился грум – волосатый человек в высоких сапогах и кожаном фартуке. Рэйвен кинула ему поводья.
– Хорошо прокатились, мисс Рэйвен? – спросил он, улыбнувшись во весь рот.
– Да, Сэм, – ответила Рэйвен, грациозно соскользнув с лошади. Ее амазонка из изумрудно-зеленого бархата была сшита по последней моде, и короткий жакет, отделанный золотой косичкой, прекрасно облегал узкую талию и высокую грудь, восхитительно расширяясь на бедрах. Волосы Рэйвен, блестящие и черные как смола, были заплетены и уложены в пучок – его аккуратно удерживали на грациозной шее тончайшая сеточка и шпильки. Непослушные кудри, выбившиеся из прически во время бешеного галопа, обрамляли ее лицо, и Рэйвен беспорядочно засунула их под шляпку. Огромные кошачьи глаза Рэйвен все еще
– Надо же, а ведь он нисколько не утомился! Ему такие скачки нипочем! – восхищенно покачал лохматой головой Сэм, когда освободившийся от хозяйки конь резво ткнулся в его ладонь. Грум знал все хитрости жеребца и крепко зажал поводья, чтобы Синнабар не выкинул какой-нибудь трюк и не сбежал. Конь заржал, сверкая белками глаз и стуча подковами по булыжнику, выбивая искры.
– Бедняга Синнабар, – пробормотала Рэйвен, погладив мускулистую шею жеребца. – Может быть, попозже я еще раз прокачусь на нем.
– Не-а, не получится, мисс Рэйвен, у вас не будет времени, – сочувственно произнес Сэм. – Клерк мистера Хаггарта приезжал сразу после вашего отъезда. Он передал, что хозяин зайдет к вам около двух.
– Интересно, зачем? – удивленно протянула Рэйвен, нахмурив брови.
– Откуда мне знать, мисс?
Рэйвен пожала плечами и улыбнулась старому груму, её темно-золотые глаза потеплели.
– Не важно, Сэм. Пусть кто-нибудь из конюхов прокатится на нем попозже – чтоб поубавить ему прыти.
Сэм снял с Синнабара седло и усмехнулся:
– Если уж ваши дикие скачки его не угомонили, то, видать, ему на роду так написано. Да и кто из парней согласится взобраться на этого дьявола?
Рэйвен рассмеялась своим мелодичным смехом и отправилась через двор в дом. Она спешила, и бархатные юбки, шурша, развевались за ней. Потихоньку проскользнув через вход для прислуги, она взлетела по лестнице в западное крыло, где находилась её спальня, не глядя на строгие лица предков, взиравших на нее с портретов, развешанных вдоль длинной галереи. Это были темноволосые люди, страстные и гордые, в чьих текла непокорная кельтская кровь. В большинстве своем – воины, скотоводы, предводители пиратов, а позже – пэры и лорды, доверенные английских королей. В их строгих профилях была запечатлена история Корнуолла и будущее их потомков, включая и Рэйвен. Ее завораживающая красота также была частью их наследия, как и её гордый мятежный дух.
Окна в спальне Рэйвен выходили на морс и позволяли наблюдать захватывающее зрелище – бушующую морскую стихию под открытым небом. Правда, из-за густой пелены тумана сегодня трудно было различить, где кончается одно и начинается другое. С карнизов капала влага, хрипло вскрикивали грачи в продуваемом ветрами небе. Все это было до боли знакомо Рэйвен, хотя море могло мгновенно превращаться из грозной стихии в прекрасную аквамариновую гладь, когда солнечные лучи согревали пенные буруны, прибрежный песок и гальку.
«Сколько же солнечных дней повидала я из этого окна? – подумала Рэйвен, подходя к окну и отодвигая штору. – А сколько штормовых ночей и холодных зимних дней?»
«Не так уж и много, – ответила она себе. На губах девушки засияла мягкая улыбка, когда ее золотые глаза взглянули на запад, в сторону Лэндз-Энда. – Пожалуй, мне всей жизни не хватит, чтобы впитать в себя всю эту первозданную красоту». Она была бы согласна простоять вот так, мечтая, весь день… Но… Рэйвен легонько вздохнула, и нежные плечи ее поникли. Еще раз вздохнув, она отвернулась от окна и начала снимать сапоги для верховой езды.