Ур, сын Шама. Формула невозможного
Шрифт:
Ур с видимым усилием повернул голову. В полутьме комнаты нельзя было разглядеть лица маленького человечка. Чуть возвышался над спинкой стула силуэт его головы.
— Но ведь есть коренная, глубинная связь, — сказал Ур. — Разум — это ведь не просто детерминированный продукт деятельности развитого головного мозга… это ведь и система…
— Больно мудрено для меня, Ур. Но если ты о связях человеческих, то странно тебя слушать. Будто сам не знаешь, какие были и есть крупные общественные движения, объединяющие миллионы единомышленников.
— Да, Иван Сергеевич, вы правы… Я что-то не то говорю. Вы меня не
Некоторое время молчали. Потом лилипут сказал:
— Вот что, друг ситный. Возвращайся-ка в свой институт. Вижу ведь, как ты маешься. Ну, побаловался цирком, душу отвел — и будя. Возвращайся, дело тебе говорю.
— Нет, Иван Сергеевич, не вернусь…
Утром к десяти, как всегда, Ур пришел на репетицию. Номер его в репетициях не нуждался, но цирковая традиция требовала общего присутствия. Мало ли что потребуется — одному помочь натянуть канат, другому — собрать на болтах «шар смелости», третьему — лошадь оседлать. Ур все это охотно делал.
Сегодня он был героем дня.
— Уриэль, здорово ты вчера подвесил болвана, — пробасил старший из группы Бизоновых, когда Ур взялся помогать ему устанавливать трамплин.
— Красиво было, клянусь твоей головой! — пылко воскликнул один из джигитов.
Очаровательная воздушная акробатка Зиночка Астахова послала ему воздушный поцелуй. А коверный Фима Ножкин подкатился мелким бесом, заорал тонким голосом в ухо: «Жюльничество это!», после чего высоко подпрыгнул, ухватился за перекладину турника и смешно засучил ногами.
Марина Морская тоже была тут со своими вертлявыми собачками. Как раз она готовила новый номер: поднимала на блоках дощечку, на которой мелко тряслась от страха белая собачонка.
— Давай помогу, — подошел к ней Ур.
Марина искоса выстрелила в него высокомерный взгляд.
— Официантке своей помогай, — процедила она сквозь зубы и повернулась к Уру широкой напудренной спиной.
После полудня Ур выпил у автомата три стакана воды с лимонным сиропом и прямиком отправился на свой любимый пляж.
Он опять далеко заплыл и лег на спину и следил задумчивым взглядом медлительное движение облаков.
Сейчас там перерыв. Ребята в буфете, и Рустам, который всегда впереди в очереди к прилавку, уже набрал для всех кефиру, булочек и пирожных, и вот они рассаживаются, и Нонна, сделав первый глоток, морщит носик и говорит: «Опять кефир несвежий». Валерка сидит рядом с Аней и острит. У него блаженные дни: Петечке Ломейко с его «Запорожцем» дана прочная отставка. Ах нет, Аня же в отпуске. Наверное, начала уже экзамены сдавать. Успеха тебе, Анечка…
А Марк с Аркашей орут про футбол, и Нина Арефьева напускается на них: интеллигентные с виду парни, а ведут себя как печенеги.
Потом — «на высадку» в настольный теннис. Сухонький стук ракетки о шарик. Шум, смех, подначка… Да ну их, пусть играют сами. Выскочить в сад, дать Джимке слизнуть с ладони кусочек сахару, поискать взглядом Нонну. В каком она сегодня платье? В светло-сером, песочном, сиреневом? Руки открыты до плеч, голова с заколотой гривой темных волос гордо вскинута… да нет, вовсе не гордо, просто вид такой… Нонна, погоди, обернись — я здесь… Что же ты глядишь так сердито?.. Пойми, нельзя мне было иначе, я влез в ваши дела и только напортил все — ведь только из-за меня, из-за выходки этой на пиреевской защите закрыли океанскую тему… Дело твоей жизни, Нонна… Да и вообще… нельзя, нельзя мне было приклеиваться так прочно…
Знаю, ты удивляешься, что я и весточки тебе не шлю. Не знаешь только, сколько раз начинал я письмо. Даже конверт давно надписан. Строгий такой конверт, с портретом Чебышева…
Нонна, пойми, пойми, пойми! И не презирай меня за бегство. Я не мог иначе…
Когда Ур выходил из воды, он увидел своего пляжного знакомого, Гуго Себастиана. Симпатичный швейцарец с улыбкой поднялся навстречу Уру, поздоровался.
— Я вторично был вчера в цирке, — сказал он. — Вы были великолепны, господин Уриэль, когда посрамили неверящего. Я увезу незабываемое впечатление о встрече с вами.
Ур растянулся на горячей гальке. Себастиан сел рядом и продолжал:
— Мне понятен теперь, господин Уриэль, ваш интерес к моим морским путешествиям. Я случайно узнал, что вы занимались научной работой в области физики моря. Полагаю, что цирк для вас — нечто вроде хобби? Приятное занятие на время отпуска?
— Откуда вы узнали?
— Гид нашей группы, очень милая, кстати, девушка, сказала нам об этом вчера, после представления. А откуда узнала она, право, не знаю… Мне кажется, вам жестко лежать — не хотите ли воспользоваться моей подстилкой?.. Нет? Как угодно… — Себастиан лег на живот, прикрыв голову абхазской войлочной шляпой. — А вы не бывали, господин Уриэль, в Санта-Монике? — спросил он немного погодя. — О, вот где следует побывать человеку, интересующемуся морем. Там работают замечательные океанологи. От причалов Океанариума уходят в кругосветные плавания превосходно оснащенные суда. Уникальная библиотека, музей, международные связи…
— Знаю я о Санта-Монике, — сказал Ур. — И читал труды Русто.
— О да, Русто! Он, можно сказать, создал Океанариум. Превосходный ученый! Мне рассказали, что Ватикан дал им крупную сумму на исследование… чего бы вы думали? Морского пути пророка Ионы на корабле и далее — во чреве китовом.
— Что за пророк Иона?
— Как, вы не знаете библейского сказания об Ионе?
— Не знаю. Я не читал Библию.
— Вы читали труды господина Русто, но не читали Библии! С каждым разом вы поражаете меня все больше, господин Уриэль…
— А вы, господин Себастиан, не проповедник ли, случайно? Вы говорите с таким пафосом…
— Я не проповедник. Увы, я немало грешил в жизни и не достоин высокой проповеднической миссии. Но я разделяю взгляды и учение неоадвентистов.
— А кто это такие?
Себастиан ответил не сразу. Видимо, колебался — стоит ли продолжать разговор с этим атеистом…
— Ну хорошо, — сказал он негромко. — Если вас интересует… Итак, мы, неоадвентисты, верим во второе пришествие Христа. При этом наши взгляды далеки от средневековых. Мы не представляем себе бога в виде бородатого джентльмена, сидящего босиком на облаке. О нет! Высшую силу, управляющую мирозданием, мы видим в различных проявлениях, в свободной воле электрона. Это и есть бог, высшее существо, которое мы почитаем. С другой стороны, дьявол проявляет себя в форме свободной воли элементарной частицы с обратным потенциалом и массой покоя в шестьсот шестьдесят шесть раз меньшей… Но я вижу, что вы улыбаетесь…