Шрифт:
Веселое южное солнце пробилось сквозь жалюзи и расчертило спальню ровными яркими полосками. Просыпаться не хотелось. Женщина поморщила нос, помотала головой, пытаясь смахнуть солнечный луч с лица. Но сон уходил, она улыбнулась, не открывая глаз, и осторожно протянула руку.
Он был здесь, рядом. Спал, уткнувшись лицом в подушку. Солнце его не беспокоило.
Она долго его рассматривала.
…Потом они завтракали на кухне. Ели яичницу, пили кофе. Им было весело.
— Что ж ты скажешь дома? — чуть с вызовом спрашивала она.
Он ответил по сразу, сначала взглянул на псе: всерьез она или просто так озорничает, куражится?
— Так и скажу, как есть, — сказал он без улыбки. — Так, мол, и так. Была конференция. Сначала в райкоме. Потом в райисполкоме. Потом, конечно, художественная часть. А потом…
— А потом опять райисполком, — показала она на себя. — Только уже на дому.
Он коротко взглянул — шутит все-таки?
— А затем опять будет художественная часть. Но уже на дому у себя, под родной крышек. Веселая у тебя жизнь. И разнообразная…
В прихожей они долго стояли, обнявшись. Стояли, не шелохнувшись, чувствуя — вот разожми руки и радость выпорхнет, улетит.
Вдруг ветер широко распахнул наружную дверь, и на них, потрясенный, уставился стоявший у изгороди рыбак Захар Дудко. Не поворачивая головы, Чернобривцева потянула на себя дверь. Они не вышли из дома. Так, обнявшись, снова вернулись в комнаты. Дудко, постояв еще мгновение, крутнул головой и медленно пошел по улице, от удовольствия хлопая брезентовым брилем по руке.
Березин гнал свою «Волгу» по широкому шоссе. Кругом расстилались кубанские степи. Время жатвы еще не наступило, но колосья уже заговорщически перешептывались под легким ветерком.
Большой транспарант у дороги возвещал о том, что с данного места начинаются владения совхоза «Приморский». «Волга» замедлила ход, остановилась, и Березин внимательно огляделся по сторонам, по-хозяйски ощупывая глазом свои владения. И вдруг — насторожился. Мимо стремительно промчался пустой похоронный автобус, Березин успел заметить, что там, где положено стоять гробу, возвышается белая эмалированная ванна. Он тут же устремился вслед за автобусом. Посигналил — автобус не остановился, напротив, прибавил ходу. Пришлось его обогнать и притормозить, продолжая сигналить. Автобус наконец остановился.
За рулем сидел молодой парнишка, всем своим видом показывая, что все происходящее вокруг не имеет к нему ровно никакого отношения: Рядом с водителем восседал Захар Дудко.
— Здравствуйте, Григорий Васильевич, — растерянно приветствовал он Березина.
Березин кивнул головой, открыл дверцу, ведущую в салон автобуса. Там, возле ванны, скорбно сложив на коленях руки, сидела женщина мощного сложения и с ненавистью смотрела на Березина.
— Здравствуй, Клавдия, — сказал Григорий Васильевич и заглянул в ванну, кишевшую рыбой. — Хоронить ее, бедную, собрались?
Женщина вздохнула и ничего не ответила.
— Все ангелы, один Дудко не ангел;—пробасил сзади Дудко и менее уверенно добавил: — Не ворованная, между прочим, сам ловил.
— Вор людей обирает, а браконьер природу, — сказал Березин, вылезая из автобуса. — Статьи на них в уголовном кодексе разные, а суть одна…
— У тебя что, директор, детей лет?! — вскрикнула Клавдия, устремляясь вслед за Березиным. — Судом грозишься! Да у меня трое малых в доме, кто их кормить будет?!
— Тебя дети, что ли, воровать посылали? — возмутился Березин. — Я твоего мужа предупреждал. Я предупреждал тебя, Захар?
— Было…
— Вот и придется отвечать по закону.
— Да что ты заладил, Григорий Васильевич, закон да суд? — вдруг дела ни о развеселилась Клавдия. — Может, мы решили от совхоза сверхплановую продукцию государству сдать?
— Это еще как? — не понял Григорий Васильевич.
— А так, — совсем осмелела Клавдия, подперев руки в бока. — Дай, думаем, порадуем нашего дорогого директора товарища Березина Григорь Василича. Наловим рыбки, продадим, а доход — совхозу… Вам бы нас похвалить, а вы серчаете…
— Ты говори, Клавдия, да не заговаривайся! — рассердился Березин. — Как это без разрешения рыбу из Азовского моря ловить да на базар везти!
— А мы за спросом и ехали! — уже совсем торжествующе объявила Клавдия. — Знаем, что наш дорогой директор в городе заночевал, на частной квартире, дай, думаем, отыщем его там, сюрприз поднесем.
— Ну, вот что! — побагровел Березин. — Хватит демагогией заниматься. Вертайте назад и по государственной цене всю ее в совхозе продайте… И чтоб без обману!..
— Спасибо, Григорий Васильевич! — поклонилась в пояс Клавдия. — И ты, Захар, благодари директора.
— Эх, Григорий Васильевич, не понимаешь ты казачьей души, — с досадой махнул рукой Захар Дудко.
— Я пойму твою душу, когда на дирекцию вызовем для разбора твоего дела… А с тобой разговор отдельный! — набросился на шофера Березин.
— Да не мог я куму отказать, Григорий Васильевич, — застонал тот. — Неужели ж я из-за денег?! На моей-то службе бумажки эти сами в руки сыплются…
Но Березин уже уселся в свою «Волгу», хлопнув дверцей.
— Эх, поддался я на вашу удочку! — в сердцах сказал шофер. — Возил бы своих жмуриков — тихо, хорошо, родственники рыдают, трешки сыплются… А тут эта рыба, будь она проклята!
Центральная усадьба совхоза «приморский». Двухэтажные и одноэтажные особняки, школа, музей, больница, гостиница, ресторан-
Березин увидел из машины бредущего по тротуару немолодого казака:
— Чакан!
— А! — ошарашенно поднял тот голову, стараясь уяснить, откуда его зовут. — Григорь Василич, эт ты? А я уж думал, господь бог призывает к себе.