Ураган
Шрифт:
— Как бы этот Галич не наделал нам хлопот.
— Вы думаете? Но каким чертовым ветром его занесло на эту «Рыбу»? Что смотрели ваши люди?
— Очень просто, экселенц, — проговорил Цвейгель. — Пьяный командир, пьяный экипаж и, наконец, пьяный уполномоченный вашего превосходительства Шандепляц.
— Недостает, чтобы и вы стали попрекать меня этим типом.
— К сожалению, экселенц, и это обстоятельство имеет уже академический интерес. Важнее, что Леслав Галич побывал в самолете, он жив и у него теперь есть передатчик.
— Так пусть же у него не будет передатчика. Пусть он не будет жив!
8
Пока
Второе сообщение Галича было более обстоятельным. Оно передавалось уже голосом в микрофон: «Всем, всем, говорит «DM8RZ», говорит «DM8RZ», волна 35,05 мегагерц. Я Леслав Галич, я Леслав Галич. Выбросился с самолета УФРА, вылетевшего с базы Ингольштадтхаузен вчера в 22 часа 25 минут. Бомба, упавшая на остров, не случайность. Это заговор, провокация. Все слушайте меня на волне 35,05 мегагерц. Слушайте меня все. Я Леслав Галич.
Мощная помеха то и дело нарушала работу операторов Черных и, вероятно, всех, кто слушал «Летающую рыбу».
По мнению Черных, принятое сообщение являлось звеном, которое можно уверенно включить в цепь: «План-операция «Звезда» — поездка Хойхлера в Ингольштадтхаузен — бомбардировщик с эмигрантами — фиги Хажира. И вот теперь еще взрыв над островом».
9
«Говорит «DM8RZ», «Летающая рыба»! Говорит «DM8RZ». Слушайте меня все. Моя волна 35,05 мегагерц. Слышите меня? Дайте подтверждение. Перехожу на прием…»
Какофония пущенных в ход станциями УФРА трещоток оглушила Хенсхена.
— Если этот Галич не сумасшедший и не выдумал всего, что говорит… — сказал Мути.
— Как ты можешь? — возмутился Хенсхен.
— Мало ли что бывает, — Арно пожал плечами. Он рассуждал, как всегда, обстоятельно. — Что, если провокация действительно имеет место, но не там, а здесь? — и Арно ткнул пальцем в сторону Галича.
10
Такого бурного совещания в штабе УФРА еще не бывало:
Тигерстедт и Хойхлер без стеснения перебивали друг друга.
— При чем здесь я? — В раздражении Хойхлер снова посадил на нос свои большие роговые очки, чего никогда не делал в присутствии иностранных генералов. — Это же ваша идея, господа: непрерывно держать в воздухе самолеты с ядерным вооружением.
— Но я вовсе не приказывал сажать в них пьяные экипажи! — крикнул Тигерстедт. — Нужно же было быть идиотом, чтобы уронить бомбу именно теперь. Вы думаете, что нам уже ничего не остается, как поддерживать вашу версию: советский самолет и так дальше?.. Но один господь бог знает, как неудачно выбрано время!..
— А через год вы бы сказали: «Еще два-три-четыре», — усмехнулся Хойхлер.
— Да, приходится по крайней мере использовать эту выдумку, хоть она и представляется мне идиотской, — поддержал его розовощекий красавец адмирал Баттенбери. Приподняв бровь, он уронил монокль в подставленную ладонь и важно пожевал, правильно, как у куклы, очерченными губами.
Все сидевшие за столом генералы знали, что Баттенбери глуп, но он служил здесь чем-то вроде тени правительства ее величества, поэтому все делали вид, будто готовы принять всерьез все, что он скажет.
— Преступление русских должно быть отмщено — кара господня постигнет Россию, — торжественно возгласил он. — Если верить сообщениям, Галич признался, что на нем форма советского офицера. Этого довольно для самых решительных действий! Возмездие, господа, жестокое возмездие! Его требует небо! — Баттенбери воздел руки.
— Да, мир уже знает о беспримерном коварстве русских, — торжествующе воскликнул Хойхлер и положил перед генералами сообщение, переданное по его приказанию радиостанциями УФРА: «В канале выловлен один из участников неслыханного преступления Советов: красный офицер, называющий себя Леславом Галичем…»
11
По глазам Лесса Хенсхен видел, что тот догадывается об истинном положении: мир их не слышит. И все же Лесс повторял и повторял: «Слушайте меня, слушайте…» Хенсхен хотел сдвинуть бесполезные наушники, но ему почудился писк морзянки. Как тонкий луч в кромешной тьме, писк прорывался сквозь беснование мешающих станций. Господи, Хенсхен так растерялся, что не сразу узнал собственные позывные: «Слышите ли вы меня?.. Слышите ли меня?.. Отзовитесь. Перехожу на прием».
«Слышу вас ясно. Кто меня вызывает? Нахожусь 1°42' в.д. и 50°30' с.ш. Слушаю вас, перехожу на прием».
Голос Москвы снова пробивает тесную какофонию тресков: «Принял ваши передачи азбукой и голосом. Помехи умышленные. Если можете, каждые десять минут меняйте волну десять сотых вверх, потом десять — вниз; двадцать — вверх, двадцать — вниз. Могу от вашего имени сообщить это всем, всем. Держитесь крепко. Желаю успеха. Слушаю вас на десять килоциклов выше. Перехожу на прием…»
Хенсхен протянул Лессу микрофон, но страшный рывок лодки заставил его раскинуть руки. Через минуту «Летающая рыба» неслась с прежней скоростью. В ответ на испуганный взгляд Хенсхена Арно молча показал вверх: над лодкой шел самолет, он обогнал лодку, развернулся и снова нагонял ее. В сотне метров от «Рыбы» взметнулся фонтан взрыва. «Летающую рыбу» обдало водопадом и потряс удар. Люди прижались кто к чему, чтобы не вылететь за борт. Казалось, лодка не выдержит сотрясения, но прошли секунды ожидания: двигатель ревел. «Летающая рыба» неслась, гремя реданом и открылками по гребням волн.
На востоке показалось несколько точек. Через минуту из моря выросло несколько парусов. Еще через минуту можно было рассмотреть караван рыболовных судов. «Летающая рыба» неслась им наперерез.
Арно в беспокойстве поглядел на указатель топлива: запас горючего они не успели пополнить. Мути понял его взгляд и, чтобы не отвечать, посмотрел туда, где все яснее вырастали парусники.
Каждый следующий сигнал посылался Хенсхеном на новой волне, как советовал московский друг. С каждой новой передачей круг слушателей «Летающей рыбы» расширялся. От Канады до Огненной Земли; от Сеуты до Капштадта и от Новой Земли до Канберры уже не было любителя, который не знал бы о том, что происходит на канале. Не осталось страны, где бы не знали о преступлении УФРА.