Уральские сказы
Шрифт:
О СКАЗАХ С. К. ВЛАСОВОЙ
Читатель обратит внимание на сходство «Уральских сказов» С. К. Власовой и сказов «Малахитовой шкатулки» П. П. Бажова. Он увидит это сходство и в приемах построения ими сказов, и в характеристике героев, и в оценке ряда явлений жизни горнорабочих Урала до революции. И это вполне естественно.
Любой современный
Опирается на эту традицию и С. К. Власова. Ее «Уральские сказы» представляют известный интерес. При всей близости к бажовской манере повествования, они содержат подлинные и лично услышанные автором предания и легенды, бытующие на Урале.
На основе богатых записей, сделанных С. К. Власовой в разное время и творчески ею обработанных, был создан ряд сказов. Тематика их разнообразна. Автор повествует о народном гневе трудящихся против угнетателей, о дружбе народов, заселяющих Урал, о трудолюбии и таланте прославленных уральских умельцев. Некоторые из этих произведений публикуются в настоящем сборнике.
Собирая и обрабатывая народные предания и легенды, С. К. Власова стремится придать им новые бытовые детали, дать более развернутые характеристики героев, чем в преданиях.
В этом отношении показательным является сказ «Хрустальный голубь». Предание о «Хрустальном голубе» С. К. Власова услышала в 1932 году в Сысерти. Запись предания сохранилась. Сравнивая запись с литературным сказом С. К. Власовой, можно убедиться, насколько близка эта запись к преданию. Автор только более обстоятельно пересказал его сюжет, по своему его обработал.
То же самое можно сказать и о других сказах. И «Афанасий Кичигин», и «Бесенова гора», и «Иванков камень» основаны на оригинальных преданиях и легендах, сложенных уральцами.
«Уральские сказы» С. К. Власовой расширяют наши представления о поэтическом творчестве уральцев, помогают лучше понять истоки творчества П. П. Бажова, о которых мы еще так мало знаем.
М. КИТАЙНИК.
ИВАНКОВ КАМЕНЬ
Было это так давно, что люди не помнят: быль это иль сказка. Рассказывают, в далекие времена около древнего города Новгорода, на берегу озера Ильмень, жил рыбак с женой и ребятами.
Бывало солнце еще не взойдет, не осветит матушку землю, пойдет он рыбачить с сыновьями, а сыновья у него такие росли, что залюбуешься, не опишешь пером, не обскажешь и сказом. Уж до чего богатыри в новгородской земле все были, а они ростом выше всех, плечи широченные, словом — орлы-ребята. Одному из парней, кажись, семнадцать годов было, а другому девятнадцать
Наловит рыбак Еремей рыбы, пойдет в Новгород — город великий, продаст рыбу, накупит все, что надо ему было в хозяйстве, и опять у озера своего живет.
Добрая слава за Еремеем шла. Самый смелый мужик он был на селе. Такими и парни росли. Случались нередко на озере бури: налетит гроза с ураганом да ветром ужасным. Заходит волна черней ночи. Не раз настигала она рыбаков. Начнут они людей звать на помощь. Первыми бросятся их спасать сыновья Еремея. Часто спасали людей и сами не раз смерть побеждали.
Часто соседи своим сыновьям Еремеевых парней в пример ставили. Старшего звали Василием, а младшего Иванкой. В непролазных болотах и чащах лесных много раз Еремей с сыновьями здоровенных медведей и сохатых просто вилами брали.
Пока были малы сыновья у Еремея, один он в город ходил, а как подросли парни, — стал отец брать их с собой. Поначалу парнишки от шума людского, говора разного смущались, а потом привыкли и пригляделись.
Пригляделись и к разным ремеслам потянулись, как верба к солнцу весной. Василий с гончарных изделий глаз не мог оторвать, а Иванко больше у шорников обитал. Научился он такие уздечки шить, да шлеи, — как наденут их на коней, будто конь затанцует. Пойдет легко и красиво, а разойдется — птицей взлетит и понесется над землей.
Далеко побежала добрая слава про Иванковы сбруи.
Не отстал от брата в мастерстве и Василий-гончар. Как огонь сверкали его чаши и кувшины. Бывало бросит он чашу на землю — только звон пойдет, а чаша не разобьется.
Так и жили бы братья с отцом и матерью старой около озера Ильмень. Отец бы рыбу ловил, сыновья ремеслом бы занимались. Но не то у них на роду видно было написано, не та судьба была, как говорили тогда в старину.
Никто не заметил в семье у Еремея, как дочь подросла — красавицей стала. Женихи сватов посылать начали. Старая вещунья-колдунья предсказала: быть ей замужем за новгородским гостем важным. Наврала старуха-вещунья — другое ждало дочь Еремея.
Как-то раз, осенью поздней, сидели братья в избе. Каждый своим делом занимался. Отец в это время на дворе невода сушил, мать больная на печке лежала, а дочь молодая — Светлана у окна растворенного тонкие нитки пряла.
На озере синем ни волн, ни прибоя. Тихо было. Вдруг, откуда ни возьмись, нависли над землей и над озером черные, лохматые тучи. Ветер поднялся, завывать стал. Все сильней и сильней свистеть начал, а потом такое началось — сущий ад.
Не успел отец до избы добежать, в березу у дома вцепился, смотрит и понять ничего не может. Легла черная туча на избу, всю ее собой прикрыла, все окна застелила, а потом поднялась высоко-высоко и улетела.
Оба враз братья вскочили. Подбежали к окну растворенному, — а сестры уже нет, как не бывало. Только ветер свистит, с ног валит. Заплакала мать на печи, а братья от горя плечи опустили. А сестры нет. Неведомо куда девалась она.
Со страха не помнит она, сколько лететь ей довелось на туче, а в себя пришла, на полянке лесной, среди темного леса очутилась. Кругом тишина. Солнышко светит вдали. Последний луч его вершины сосен озаряет. Запах полыни, разных цветов голову кружит. Стала Светлана повсюду озираться.