Уран для Хусейна
Шрифт:
— Интересно. — Лена откинула голову назад и печально улыбнулась. — Бэбик о том же говорил. Он ведь ради меня все затеял.
Получалось и впрямь интересно. Бермудский треугольник какой-то, вершиной которого было желание сделать Лену счастливой, основанием — наследство покойного Льва Исааковича, только стороны, Бэбик и Зуб, устремлялись к вершине из диаметрально противоположных точек.
— Тем более нечего мучиться, — обрадовался Сашка. — Тебе кто нужен? Я или недоделок этот?
Лена посмотрела так, что ответа не потребовалось. Но и Бэбика ей было жаль, неплохой в сущности парень,
— Он любит меня очень. И долг заплатил, и колье…
— Какой еще долг? — не понял Сашка.
— В магазине… В этот день, когда мы встретились, меня ведь с работы выгнали. — Лена рассказала о юных аферистах. — …Эдик и заплатил.
— Да-а, растет смена, — засмеялся Сашка. — Чего же ты мне не сказала? Уж как-нибудь повлияли бы на твоего директора, сам бы еще тебе приплатил.
— Дело не в деньгах, Эдик больше бы дал, чтобы я только уволилась. Он меня давно уйти оттуда уговаривал.
— Вот видишь, для себя он старался, а не ради тебя. Понимаешь, Ленка. — Зуб закурил и принялся расхаживать по комнате, рассуждая вслух. — По-моему, твой, вернее наш теперь, Бэбик относится к той категории людей, которые думают в первую очередь о собственном благополучии. Он не тебя — он себя очень любит, хотя сам, может, этого не сознает. И любовь ему, в общем-то, до фени, было бы самому хорошо и покойно. Вбил в голову, что с тобой найдет счастье, пусть попробует без тебя его поискать. Ну и без денег, естественно. Обидно — одним все бесплатно достается, другие свободой и жизнью должны рисковать. Так что не переживай, не помрет твой Эдик с горя, если на бобах и холостым останется. Может, поумнеет.
— Ты почти как Раскольников рассуждаешь, — призадумалась Лена, — за счет никчемного человека счастье найти. А совесть?
— Совесть — штука хитрая. Как душа наркомана, зависит от реального, а не от иллюзорного воздействия извне. Кайф есть, и никаких проблем, все в елочку. А нету — тут-то ломка изнутри и снаружи. Физическая и душевная. Так и с совестью. Когда жизнь налажена и благополучна, о том, как этого достиг, человек не задумывается. Не подразделяет причины своего благополучия на честно-нечестно, радуется следствию. Вот если сплошные неувязки и облом, тогда муки совести и проявляются. Такая вот, подруга, философская оценка ситуации.
Спорить Лена не стала. Изменить все равно бы ничего не сумела. Сашка, похоже, давно решил за обоих. За себя и за нее.
— Саш, вы его не бейте, пожалуйста. — Просьба вызвала у Зуба широкую улыбку.
— Господи, девушка, да его пальцем никто не тронет. Слово джентльмена. О, — он посмотрел на часы, — зато Сэт, кажется, на вертел посадит. На два часа опаздываю, — заторопился джентльмен удачи, — пожелай мне попутного ветра, милая…
Прокручивая в голове всю эту «сцену у дивана», Сашка зазевался и чуть не врезался в метнувшуюся из ряда в ряд милицейскую «Волгу». Стоявший на перекрестке у цирка гаишник отвернулся — не щемить же своих, — «Волга» ушла вправо, под знак. Сашка ухмыльнулся и сунулся следом, уловив в зеркало заднего вида, что Сэт делает тот же маневр. Так и шли они до «Немиги», пристроившись в хвост ментовозке, как бы ставшей машиной сопровождения.
На
Сэт притормозил у входа на станцию метро «Фрунзенская», а Зуб, припарковавшись на стоянке, вылез из «шестерки» и, напустив на себя подобающий «коминтерновцу» вид, направился к Бэбику.
— Эдуард. — Глядевший в противоположную сторону Бэбик вздрогнул и отпрянул в темноту. — Что вы шарахаетесь? Не надо нервничать, все отлично. — Сашка подхватил клиента под руку и потащил к машине. — Садитесь, нечего на виду торчать.
Бэбик неуклюже забрался на переднее сиденье и пригнулся, прикрывая лицо от света фар пронесшейся через площадь «девятки».
— Не волнуйтесь, — Сашка подмигнул и хлопнул клиента по плечу, — вокруг наши люди, бояться нечего. А задержались немного, потому что проверяли окрестности. Все тихо.
На площади действительно было тихо и покойно, зарядивший к ночи небольшой дождь разогнал поздних прохожих, автостоянка тоже пустовала. Сашка для понта поводил по сторонам носом и пригласил Бэбика выйти из машины.
— Главное, не волнуйтесь, — повторил он и откинул крышку багажника. — Излучения контейнер почти не даёт. Доза вполне допустимая, в Гомеле фон похлеще будет.
Вид свинцового контейнера привел Бэбика в ужас. Разговоры разговорами, а когда план начинает претворяться в жизнь… Простота начала суперсекретной операции оглушила. Он уже успел настроиться на нечто невероятное — контрабанда урана, разведка и контрразведка, смертельная опасность и головокружительный риск, а в эпицентре он, Бэбик, поставивший на карту буквально все. А тут обычный металлический ящик в багажнике «Жигулей», и ни погонь, ни стрельбы, ни суровой музыки, сопровождавшей подобные сцены в кино.
Зуб словно почувствовал растерянность клиента и зловеще прошептал:
— В этом контейнере, Эдуард Борисович, теперь заключается ваше будущее. Относитесь ко всему достаточно серьезно — игры кончились.
Бэбик заморгал и тоскливо вздохнул:
— Я п-понимаю… А теперь что делать?
— Теперь все по программе. — Зуб захлопнул багажник. — Садитесь в машину, проведем инструктаж.
Первым делом он сунул Бэбику «сертификат»:
— Это не менее важно, нежели сам контейнер. Когда отправитесь в путь, спрячьте понадежнее, документ совершенно секретный. Сейчас поедем за деньгами, передадите мне двести пятьдесят тысяч… Надеюсь, валюта подготовлена? — Сашка пристально уставился Бэбику в глаза.
— На п-почтамте, в ящике абонентном. — Тот наконец почувствовал серьезность момента, да так, что ощутил непреодолимое желание облегчить вмиг застонавший желудок. И замер, боясь пошевелиться.
— Вот и отлично. Значит, на почтамт, берем валюту, и я отвожу вас на дачу. Контейнер спрячьте сами. На паспорт сфотографировались?
Бэбик кивнул. По требованию «Валентина Петровича» он подготовил фотографии и необходимые для оформления загранпаспорта документы еще неделю назад.