Уравнение с Бледного Нептуна
Шрифт:
Время для меня остановилось. Оно растворилось в темном вечернем воздухе, в блеске звезд, в сладком запахе лесных полян. Я часами наблюдал, как раскачиваются верхушки двадцатиметровых сосен, как прокладывают себе дорогу кристальные ручьи леса, как поднимается веселое теплое солнце, чтобы согреть и напоить землю радостью…
Потом в моей памяти наступали мучительные провалы, когда не хотелось ничего…
Однажды я вышел к реке. Как завороженный, смотрел я в ее нахмуренное лицо. Была в ней тихая и чарующая раздумчивость. Я спустился к воде и увидел себя. Страшная физиономия с бородой. Безумные тоскующие глаза. Помню, что с отвращением отвернулся.
Я
Постепенно я превратился в заурядного бродягу. Несложные материальные потребности мои легко удовлетворялись. Я понимал, что продолжаю катиться по дорожке одиночества и — отречения. Мне сладко было катиться по этой дорожке…
Но вот словно спала пелена с моих глаз. Унылое безразличие исчезло из моего тела. Я понял, чем мне надо заниматься. Пройдя километров пятнадцать по берегу реки, я пришел в порт. На маленький пароходный буксир набиралась новая команда. Я стал Капитаном. Работа у меня была несложная и нетрудная: я перевозил небольшие баржи, груженные стройматериалами или горючим, в пределах своего района. Однако работал я усердно и аккуратно. Я был классным Капитаном, хотя обо мне не писали в газетах.
Все это продолжалось до знакомства с «Сардинкой». Как-то я гулял по Кунцеву и случайно наткнулся на старинную дверь. Я долго стоял перед ней, раздумывая, войти или не войти. Какое-то воспоминание, намек на что-то очень далекое и теплое, шевельнулось во мне, и я вошел. С тех пор каждый приезд в Кунцево сопровождался основательным возлиянием в «Сардинке». Прошлое возвращалось ко мне, я становился прежним Серегой Арефьевым. Капитанская личина спадала с меня, как карнавальная маска.
Иногда в кафе бывали другие люди, но, как правило, они больше не приходили.
Однажды вечером там оказался один парень. Мы познакомились с ним. Когда я сильно опьянел, я узнал его и он узнал меня. Это был Эрик. Нас охватил такой ужас, что мы мгновенно протрезвели. И сразу разбежались. Я — на буксир, он — в свою больницу.
Но на другой день мы снова встретились в «Сардинке», Так продолжалось до тех пор, — пока мы не научились управлять своим сознанием, пока мы не стали уверенно держать память в своих руках. Вскоре мы отказались от помощи «Сардинки». Нам уже достаточно было одного усилия воли, чтобы наше «я» не ускользало от нас. Нелегкая работа, но мы ее сделали. Никогда бы мне не вырваться из плена, если бы не Эрик. Эрик! Только тогда я понял, кто такой Эрик! Все это время не он, а я светил отраженным светом…
Особенно опасна была ночь. Биотоза побеждала нас
Когда Эрик несколько дней не появлялся, я приходил к нему домой или в больницу. Он смотрел отсутствующим взглядом на меня и не узнавал. Дьявольская сила разъединяла нас. В его жизни, запланированной биотозой, не было места для меня, и он не помнил обо мне. Это была отличительная черта того страшного времени. Мозг перерабатывал только «полезную» информацию, то есть то, что относилось к области непосредственного «функционирования». Потеряв интерес к бесполезному, исключив его из сферы своего внимания, люди превращались в бездумных киберов.
Я выволакивал Эрика из психического омута, в который его погружала Душа Мира, и мы опять принимались за тренировки. В конце концов нам удалось разработать целый комплекс мыслей, ассоциаций и простых физических движений, обеспечивающих нормальное состояние.
Мы решили ликвидировать биотозу. Задача казалась на первый взгляд почти невыполнимой. Взорвать ее мы не могли. Это было смертельно опасно и грозило страшным психическим потрясением всему миру. Эрик убедился на своем горьком опыте, что значит трогать Душу Мира. Физическое уничтожение биотозы могло, сопровождаться мгновенной гибелью или сумасшествием всего человечества. А время не ждало. Биотоза росла, совершенствовалась, развивалась. Она становилась сильней и сильней. Нужно было торопиться. Каждый час сознания давался нам с огромным трудом.
— Для того чтобы уничтожить такого психического агрессора, каким является биотоза, — сказал Эрик, — мы должны выведать ее слабые места. Нужно ехать в Хокай-Рох.
В кратчайший срок наша экспедиция была экипирована. Мы взяли новейшее оборудование из брошенных, пустующих лабораторий. В Институте телепатии, покинутом всеми сотрудниками (уж тут-то Душа Мира постаралась!), я взял свой усилитель биотоков. Эрик хотел приспособить его для каких-то своих экспериментов.
Странно и дико было идти по пыльному грязному полу, некогда блиставшему чистотой, странно было видеть сор, запустение, хлам там, где каких-то три месяца назад толпились веселые жизнерадостные люди, что-то изобретали, о чем-то спорили.
Свой запыленный и слегка поржавевший аппарат я нашел в кабинете Ермолова. Запасные кристаллы были заперты в большом сейфе. Там же оказались два ящика с мелкими кристалликами рубина. Очевидно, Ермолов что-то собирался с ними делать…
Через несколько дней мы были в Хокай-Рох. Там мы нашли совершенно обезумевшего Заозерского, одного в пустой многоэтажной станции. Неделю мы «откачивали» его, пока не привели в божеский вид. Затем втроем мы взялись за работу…
И вот, наконец, мы поставили свой первый эксперимент… В основу его легла идея моего усилителя биотоков. Эрик рассуждал примерно так:
— В нашем случае твой излучатель играет роль экрана. Он должен сконцентрировать рассеянное излучение биотозы и вернуть его в виде прямолинейного пучка на тело биотозы. Этот участок Души Мира становится как бы замкнут на самого себя. Он выключается из общего потока энергии, рассеиваемой биотозой. Так ли это, мы должны проверить.
Опыт опасный, мы это знали. Но все, что ни делается с Душой Мира, опасно.
Я сказал, что буду проводить первый опыт. Эрик долго не соглашался, но это пустое, потому что никто не знает, где опаснее: стоять в стороне или находиться возле прибора.