Ургаш. Три касания
Шрифт:
Дело в том, что в Ургаше проживает несколько тысяч этнических немцев, выселенных сюда из Поволжья в годы войны. Их не берут на работу на машзавод, поэтому они работают на кирпичном заводе, на стройках, ремонте дорог, озеленении города и т. д. Думаю, поэтому здесь так много мастерских имени незабвенной Розы Люксембург. Своеобразный знак качества: заходи, майн херц, немецкое качество гарантируем!
Ургаш, Мите Сергееву
Вот видишь, племянничек, как полезно бывает иногда уехать из большого города и окунуться в провинцию. Где бы ты ещё пообщался с венгерскими цыганами из
Боровичи, Яковлеву В. А.
Дядюшка, я плохо помню папу, мне было три года, когда началась война. Теперь ты старший мужчина в нашем роду. Поэтому я и обращаюсь частенько к тебе за советом.
Ситуация такая. Наше общежитие выходит окнами в парк, мы туда вечером в субботу отправились на танцы. Мне приглянулась одна девчонка, я пригласил её танцевать. Оказалось, Маша – зоотехник из заречного села Рогожино, ваша землячка, приехала в Сибирь из Новгородской области по распределению. Было в ней что-то такое, что я был уже готов танцевать с ней весь вечер, но тут объявили дамское танго, и она пригласила Пашку Зрелова, пока его невеста собиралась со своими куриными мыслями. Наш Павел хоть и не писаный красавец, но очень колоритный парень – золотые кудри, гитарист, весельчак. Девицы так и липнут к нему. А я обиделся и ушёл с танцплощадки. Вместе со мной и мой друг Алёша, очкарик. Видимо, танцы и девушки не наша стихия. Мы с ним остаток вечера играли в шахматы, правда, я у него ни одной партии не выиграл. Наверное, надо было играть в карты.
Всю нашу группу поселили в красном уголке общежития. Столы с журналами и подшивками газет сдвинули в центр, а по стенам расставили армейские кровати. Уместились все в одной большой комнате.
Вечер был тёплым, даже душным, в распахнутое окно доносились музыка из парка, чьи-то голоса, иногда крики и даже милицейские свистки.
– Суббота… Гуляет народ, – сказал Алёша.
Мы с ним в группе лидеры по учёбе. Алёшка вполне может вытянуть на красный диплом. И вот, сидим в одних трусах на подоконнике и играем в шахматы, а вся наша группа резвится на танцах. Значит, чего-то мы с ним в жизни не понимаем, что-то упустили в своём самообразовании.
Раздался шум, в дверь ввалились все наши, чем-то очень взбудораженные. Оказывается, они после танцев успели подраться толпа на толпу. Замечательно! Проходим производственную практику, а заодно практикуемся в мордобое. Хорошо, что среди наших «домашних мальчиков» были Андрей Волков, чемпион города Станислава по боксу, Юра Стеховский, перворазрядник по классической борьбе, и Юра Александров, богатырь из Горького по кличке Варела. Так что отделались только разбитыми носами и синяками. Хуже было другое: наряд милиции забрал Пашку Зрелова. Мы надумали сейчас же идти в милицию выручать товарища.
По дороге выяснилось: когда после танцев Пашка с невестой спустились по лесенке в парк, к ним подскочил какой-то местный шустряк и врезал Пашке по лицу со словами: «Это тебе, стиляга, за дамское танго!» Естественно, Павел отправил свои кулаки с ответным визитом, но на него навалились дружки этого шустряка. Тут уж и наши не ударили в грязь лицом и заступились за товарища. Сразу же раздались милицейские свистки, откуда ни возьмись повыскакивали блюстители порядка, схватили и Пашку, и его обидчика. Остальные бросились врассыпную.
Мы, подойдя к отделению милиции, разделились – Алёша и я пошли внутрь, остальные, как участники паркового конфликта, решили подождать в скверике. От греха подальше. В отделении сидела зарёванная Аня, Пашкина невеста. Дежурный капитан строго глянул на нас:
– Явились, стиляги! Забирайте своего драчуна. Гражданка Афанасьева мне всё письменно изложила. Аркашку Вольтового я ещё раньше выпустил, чтобы он последним паромом убрался в своё Рогожино. Атак он бы до утра бедокурил в нашем городе. На том берегу не наш район и даже совсем другая административная область. И в одной камере с вашим товарищем ему нельзя было. Гражданина Зрелова я намеренно держал – а вдруг они его за углом караулят? На танцах больше не появляйтесь, по городу в одиночку не ходите, нам тут и без вас работы хватает.
Павел вышел к нам без ремня, в брюках и с огромным фингалом под глазом.
– Да, – вспомнил капитан, – его тут наш сержант опознал. Он, оказывается, главный городской перекрёсток пересекает на красный свет.
– Рецидивист, – сказал Алёша.
– Павлик больше не будет, – заверила Аня.
Всей гурьбой проводили Аню до дому. Она рассказала: Аркашка Вольтовой, предводитель рогожинских хулиганов, недавно освободился, сидел за драку с нанесением увечий. Пришёл и втюрился по уши в нового зоотехника Машку Муранову. Красивая деваха… Теперь он за ней хвостом бегает и никого к ней не подпускает.
– Вообще-то он искал тебя, – она ткнула пальчиком в моё плечо. – Но ты куда-то исчез, вот он на Павлике и отыгрался.
Я опешил. Я-то собирался эту Машу в Рогожино проводить. На пароме. И не подозревал, какие тут бушуют страсти-мордасти. Хорош бы я был на том берегу Туроми. Один. В полночь… Герой-любовник… Нет, для таких кавалеров, как мы с Алёшей, и придуманы шахматы и другие настольные игры.
Дядюшка, теперь вопрос к тебе. Я в Ленинграде не хожу на танцы. Только на каток. А что, на танцах всегда принято драться? На свидания можно ходить только тем, у кого крутые кулаки? Как это было в ваше время?
Ургаш, Мите Сергееву
Митя, в наше время была война. Она повырубила ребят нашего поколения, спалила белым пламенем все наши танцы, свидания, драки. Из тех, кто выжил, многие вернулись калеками, кто физически, кто морально. Помню одну драку на рынке. Дрались два одноногих инвалида, один на костылях, другой на протезе. Они размахивали кулаками, часто падали, даже не коснувшись друг друга. Но в глазах было столько тоски и отчаяния, что даже мне, прошедшему войну и концлагерь «Освенцим», стало страшно. Разумеется, драчунов растащили, но их перекошенные невероятной злобой лица я запомнил надолго. В этом смысле наше поколение не должно быть для тебя примером.
Боровичи, Яковлеву В. А.
Наверное, ты прав, мы с Алёшкой в житейских вопросах как недоразвитые эмбрионы.
Два наших товарища познакомились тут с сёстрами-близнецами, Сашей и Софьей. По фамилии Химмельсбляу. По-немецки звучит очень даже красиво – «небесная голубизна». Или синь, синева. А эти остряки, уходя на свидание, говорят: «Мы пошли к Бляу». И вся комната гогочет, кроме нас с Алёшкой. Он говорит мне: «Мы с тобой ещё слишком инфантильны, не доросли до таких шуток». Ая, видимо, никогда и не дорасту. Я видел этих девчушек – очень симпатичные и скромные. И эти грязные шутки не про них.