Уроборос
Шрифт:
– Вот видишь, – я обернулась к нему с виноватой улыбкой – нужно немного польстить его мужскому самолюбию, иначе поссоримся. – Я ведь тоже… тоже не могла опомниться… до самого вечера. Потом снова приходил ты, и начиналось все сначала. Точно как ты сказал – будто мы оба ушли в запой. Но сейчас не самое лучшее время для этого. Заговоры нужно строить на трезвую голову.
Я взобралась
– Хоть погреем друг друга. – В его голосе не было обиды, что меня, прямо скажем, очень удивило. – Или все-таки снимешь запрет?
– Спокойной ночи, – вздохнула я. Этого человека ничем не проймешь. Не буду и стараться.
В сон я буквально провалилась…
Я шла по лабиринту, где лишь тонкие световые извивы на земле отмечали его невидимые стены. Стоило коснуться такой стены, как она превращалась в полупрозрачную упругую светящуюся пленку, верхним краем уходившую в небо. Трава под ногами в этом мертвом люминесцентном свете казалась черной… Я шла, лабиринт петлял. И вдруг световые полоски вильнули в разные стороны, словно узкий коридор расширился до огромной площади. Да ведь это и есть площадь – главная площадь Туримита, где мы сдавали экзамен на серебряный медальон. Вот и помост с аркой, вот и огромный рубин в золотой оправе. Но сейчас ночь, на площади – ни души. Я одна… Из рубина выбивается тоненький лучик, как от лазерной указки, и упирается в мой медальон.
– Подойди.
Голос знакомый. До боли, до судорог. Голос моего мужа. Разумом я понимаю, что его здесь нет и быть не может, что это наваждение, но все равно поднимаюсь по ступенькам к самой арке.
Там – не сгусток тумана, как тогда, а зеркало. Гладкое, огромное зеркало. Но в нем вместо моего отражения – Паша. В новом, сером с искоркой костюме, том самом, что я подарила ему ко дню рождения. Улыбается так радостно, будто у нас какой-то семейный праздник, а я только что вернулась с работы.
– Иди сюда. – Радости и нежности в его голосе не меньше, чем в улыбке. – Забудь о нем, он тебя недостоин.
И протягивает руку. Прямо через поверхность зеркала.
Часть меня разомлевает, как воск на солнышке, но другая часть четко осознает: настоящий Паша не может ничего знать о том, что здесь происходит. И с этим осознанием приходит страшная метаморфоза: вместо моего мужа в зеркале стоит киборг, будто сошедший с экрана саги о Терминаторе. Зеркальный человек все еще улыбается и протягивает руку, но эта улыбка вызывает такой ужас, что я бросаюсь бежать… и просыпаюсь.
За окном – рассвет. С меня градом катится пот, дыхание – как после скоростного подъема на длинную горку с серьезным градиентом. А Дойлен тоже не спит, тормошит меня за плечо.
– Ты кричала. – И в голосе, и в глазах у него – неподдельная тревога. – Сон?
– Д-да… – У меня от пережитого ужаса зуб на зуб не попадал.
– Успокойся, – сказал Дойлен. – Успокойся и попробуй рассказать.
– Но это… просто страшный сон, – едва слышно пискнула я.
– Ведьмам просто так ничего не снится. Рассказывай.
И я рассказала, как смогла. Не знаю почему, но это помогло преодолеть страх, снова осознать чувство вины перед любимым человеком и уразуметь смысл предупреждения, коим я тоже поделилась со своим союзником.
– Маги – дрянь, – согласился Дойлен, подставляя мне плечо в качестве подушки. – Они нас используют, подставят под удар и сбегут с добычей. Но без их помощи мы к Артефакту не подберемся… Ложись, милая моя, не бойся.
– Я не боюсь, – буркнула я, устраиваясь на его плече. – Все равно вставать скоро. И… с тобой спокойнее.
Это правда, незачем кривить душой. Всегда спокойнее, когда рядом есть человек, с которым можно быть откровенной. А он, увы, не желает понимать, что для совместной жизни мало одного только доверия и умения доставить друг другу удовольствие.
Не тот мир. Не тот дом. Не тот мужчина.
Но я ищу дорогу – к тому миру, тому дому и тому мужчине. И я ее найду во что бы то ни стало.