Уроки гнева
Шрифт:
— Понятно. Ты по-прежнему считаешь, что нам надо оставить Столицу и уходить к горам западной границы?
Чуть заметная пауза.
— В схватке с Могучим нам не достичь победы.
Ночная ничего не ответила. Примятый ещё немного постоял рядом и растворился среди камня и теней. Так же тихо, как появился.
Глава девятая
Новый способ путешествий сильно отличался от шага за Поворот. Ворон не погрешил против истины ни единым словом, когда говорил, что знает способ точной настройки на одно, и только одно, нужное место в нужном мире, в которое потом можно переместиться. Насчёт защиты в пути и последовательного перемещения из одного мира в другой маг-путешественник также не обманул. Но чего он не упомянул, так это того, что его способом можно ТОЧНО попасть только в то место, на которое уже настроен.
Пламенный и стражи покинули мир Равнин, ещё не зная ни о какой настройке — и потому возвращение домой оставалось проблемой.
Впрочем, до возвращения ещё надо было дожить.
…Прощание с Тиивом вышло коротким и сугубо деловым. Как ни говори, а к миру Равнин Снежного Кота не привязывало ничто или почти ничто. Как и Эхагес, он не имел ни семьи, ни даже любимой девушки. Всё, что у него было — присяга Серого стража, которая после памятной сделки не то чтобы потеряла силу, а как бы приостановила своё действие. Тиив оставался в мире, где жили люди, в достаточно безопасном месте, имея могущественного покровителя и учителя в лице Ворона. В судьбах Владыки и Эхагеса такой определённости не было и в помине.
Возможно, Гесу следовало позавидовать своему соратнику-стражу. Если искалеченное палачом и проклятием, давно уже не молодое тело откажется служить хозяину пещер спустя декаду, Тиив сможет вернуться на родину раньше него, Летуна, и с гораздо меньшим риском.
Однако при прощании об этом никто не заикнулся.
— Когда будете возвращаться домой, загляните сюда, — попросил Снежный Кот.
— Конечно, заглянем, — уверил его Эхагес. Владыка сказал:
— Нам пора в путь. Прощай.
— Прощайте. И пусть удача улыбается вам.
— Да и тебя пусть не забывает, — добавил Гес.
Не затягивая, Пламенный прибег к науке Ворона: обернул Геса и себя Мантией Скитальца, стянул силу, формируя Волну, и очередной мир остался позади.
Вокруг странников закружились, сменяя друг друга, разнообразные картины — унылые и яркие, привычные и поражающие воображение, уродливые и прекрасные. Намного больше половины всех миров, через которые катилась Волна, были безжизненны, и Мантию попеременно пробовали на прочность пламя, ураганы, вымораживающий даже газы холод, сила тяжести, наливающая тело свинцом, жгучая, слепящая глаза близость чужих светил. Из той малой части миров, где жизнь была, какие-то искорки разума тлели хорошо если в одном из десяти. Чувствуя эхо мыслей, не принадлежащих его спутнику, Пламенный замедлял движение Волны, но затем, разочарованный, возвращал ей разбег.
Четыре мира он забраковал таким образом — и лишь в пятом по счёту остановил Волну по-настоящему.
Вокруг стеной встали джунгли: жаркие, пёстрые, душные, оглушающие звуками и запахами самого яркого спектра. Наверно, если привыкнуть, они могли показать великолепное буйство своей знойной красоты; но для Эхагеса всего вокруг было заметно слишком. Да и продираться через заросли такой плотности, на каждом шагу рубя благородной сталью безответные ветки, как мальчишка, воюющий с крапивой — кому это понравится?
Во всяком случае, не ему, Летуну.
Владыка тоже вскоре потерял терпение, но больше из-за вынужденных задержек, чем из-за пестроты окружающего или нудной работы. Обхватив Эхагеса невидимой петлёй, он вознёс его и себя над вершинами деревьев, после чего они полетели к цели, ведомой одному Пламенному. Чтобы петля не так давила под мышками, Летун сосредоточился и убрал больше половины своего веса. Полная левитация быстро истощала его, а вот уменьшение веса он мог "держать" долго.
Впрочем, испытания на выносливость не вышло: джунгли довольно скоро кончились, и Владыка опустился вместе со стражем на полосу песка между ними и морем.
— Совсем другое дело, — сказал Эхагес. — Нам налево или направо?
— Вообще-то прямо, — ответил Пламенный, осматривая горизонт. — Наверно, придётся лететь дальше.
— Ну уж хватит. Надоело служить грузом! Лучше пробежимся.
— По воде?
Вместо ответа Гес углубил связь с "морем и потоком", сделал сам-не-знаю-что, через Тиива подхваченное от Ворона, и шагнул на упруго промявшуюся водную гладь.
— Только не отходите от меня, сай. Иначе "лист" не выдержит.
— Понятно.
У бега по воде оказались свои особенности. Если бы Гес хоть раз в жизни видел, как катаются на коньках, он бы знал, с чем это сравнить. Но о коньках он не знал ничего и мысленно окрестил движение по упругой "плёнке" моря "бегом водомерки".
— Странно, — сказал Пламенный, когда они успели удалиться от берега йома на два. — Я бы поклялся, что разум, к которому мы движемся, находится чуть левее, в трёх, самое большее пяти тысячах шагов. Чуть левее и… немного вниз.
— Чего же в этом странного?
— Вода — не та стихия, — Владыка помедлил. — Может быть, существа, развившиеся на суше и только потом… но Вселенная бесконечна. И что мы знаем о ней?
Когда позади осталась ещё тысяча шагов, он заметил без явной связи со сказанным раньше:
— Зря мы здесь задержались.
…Пламенный оказался прав. Мысли обитателя морских глубин были похожи на самый низкий бас, медленный, тягучий. Эхагес слышал их не "ушами" и даже не "пальцами", а как будто спинным мозгом. Одинокий голос из холодной бездны был сродни стихии, породившей его. Попытки Владыки как-то достучаться до поющего бесконечную ленту раздумий не возымели результата — и два странника покинули мир моря и джунглей, не став настраиваться на него.
Возвращаться сюда? Зачем?
Горы. Воды. Степи. Леса и льды. Пустыни и болота.
Калейдоскоп миров.
Остановка, остановка, остановка. Недолгий отдых — и снова поиски.
Дни и ночи, отсчитываемые только по внутренним ощущениям, так как в пути день и ночь сменяют друг друга иногда по несколько раз в минуту. Свет или тьма — какая разница?
Вперёд!
Наверно, проще было бы найти одну-единственную песчинку в куче песка. У кучи хотя бы есть строго определённый объём, а песчинок в ней много — но в сравнении с числом миров это "много" превращается в пустяк.