Уроки химии
Шрифт:
Юлин день рождения прошёл, как в кошмарном сне: утром она ездила подавать документы во французский визовый центр, потом что-то закупала в супермаркете по соседству с офисом, чтобы «проставиться» перед коллегами, потом ждала звонка от Себастиана… А ведь существовала еще и работа.
Он позвонил во второй половине дня. Юля сообщила ему, что решила получать французскую визу и, таким образом, если всё пройдёт удачно, они смогут встретиться в Париже. На что он довольно вяло заметил, что, поскольку она не отвечала все эти дни и никак не информировала его о своих намерениях, его планы тоже поменялись, и теперь он не уверен, смогут ли они вообще встретиться в оговорённые ранее дни.
Юля была ошеломлена:
В таком настроении входила Юля в свое тридцатисемилетие…
Прошло два дня, а от Себастиана не было ни слуху, ни духу. Между тем, приближался предполагаемый день поездки, билеты «Москва-Лондон-Москва» давно уже были обменяны на «Москва-Париж-Москва». Французский визовый центр не подкачал, и виза была выдана в срок, о чём Юля и уведомила Себастиана смс-кой за день до вылета. В ответ – не сразу, впрочем – пришло сообщение, что, к сожалению, он не смог внести необходимые коррективы в свои планы и, таким образом, им не удастся встретиться в назначенные дни. «Я очень сожалею».
Вечером Юля без сил доплелась до дома, кинула в ящик комода загранпаспорт с некогда столь вожделенной, а теперь – более не нужной французской визой («Только предпоследнюю чистую страницу паспорта испортила, придётся новый получать»), вяло пообщалась с семейством, пожаловалась на плохое самочувствие, а оказавшись у себя в спальне – упала на кровать и прорыдала всю ночь.
Наутро она сделала то, чего не делала уже много лет: попросила совета у подруги. Позвонила ей и всё в слезах рассказала. И услышала свежий и нетипичный взгляд на произошедшее, который её – вот уж действительно! – несколько взбодрил: «Юлёк, тебя что – первый раз в жизни кинул любимый человек? Ну так добро пожаловать в мир реальности! Ну влюбилась, ну и что? – ты тем самым обогащаешь прежде всего себя! Но никто не обязан нянчиться с твоими чувствами или отвечать тебе взаимностью. Влюбиться – это право каждого, но оно не налагает никакой дополнительной ответственности на противоположную сторону. Давай, Юлька, успокаивайся там, не куксись и продолжай наслаждаться своим чувством, пусть и неразделённым».
Юля была ошарашена новизной подхода. Была ли это своеобразная шоко-психотерапия или Алька её и вправду так думала и применяла аналогичный подход, когда влюблялась сама, – это так и осталось для неё загадкой. Но суть Алькиной «терапии» была ею усвоена и состояла примерно в следующем: любимые мужчины иногда «кидают», это происходит так часто, что уже становится «нормальным», происходит со многими, и никто от этого ещё не умирал.
Через неделю или чуть более того пришло письмо от Себастиана, где он ещё раз выражал сожаление в связи с тем, как неудачно всё сложилось с их так долго готовившейся встречей. «Когда я не получил от тебя никакого ответа на свои предложения, я подумал, что ты не приедешь, и тогда пообещал своему сыну, что проведу эти дни с ним. Ты должна меня понять, у тебя ведь у самой есть дети. Надеюсь, ты не обижаешься на меня». Ну что Юле было с ним делать? – объяснять, что если бы он не менял планов, то не последовало бы и никакого недопонимания?
Оправдания Себастиана напомнили ей старый анекдот, в котором кредитор, несколько дней кряду посещающий дом должника и неизменно находящий в двери записку «Приходи завтра», в конце концов пропускает один день. А придя к должнику на следующий, видит уже новое послание: «Приходи вчера». Если всё время манипулировать партнёром и совместными планами, думала Юля с горечью, то рано или поздно обязательно представится возможность свалить всю вину за нереализованный совместный проект (пусть даже и любовный, какая разница?) на партнёра. Таким образом, она отнеслась к последнему письму Себастиана как к продолжению «кидалова» и не стала ничего отвечать.
Между тем, Юлина жизнь текла своим чередом. И именно в эти нелёгкие дни Господь ниспослал ей утешение, привнёсшее лучик иного, истинного света в её жизнь. Юля сделалась крёстной мамой маленькой полугодовалой девочки, которая стала ей очень дорога.
Кто из них двоих был более нужен другому в тот момент – Юля, разделившая ответственность за будущее этой крохи с её родителями, или малышка, озарившая Юлино насквозь греховное существование радостью новой жизни и растормошившая её несколько заветрившиеся материнские чувства, разбудившая желание оберегать и защищать крохотное невинное существо, – кто кому был нужнее, это вопрос. Однако появление в Юлиной жизни этого ребёнка, так же, как ранее – появление её собственных детей, заставило Юлю заново переосмыслить свои жизненные приоритеты и ценности. Нечто, когда-то называемое ею «любовью», вскоре было понижено рангом до разряда «интрижка», а истинная любовь в её очищенном понимании приобрела оттенок вселенского чувства любви к ближнему.
Так материнская природа женщины всегда – или почти всегда – побеждает её животную сексуальность, и если не подавляет последнюю, то возносит её на такую высоту, когда женщина и в отношениях с любым мужчиной чувствует себя всевластной госпожой, а не зависимой рабыней. И потому, как бы мужчина ни повел себя с ней, «кинуть» женщину ему по определению не удастся, ибо главный плод, главная для женщины награда в этих отношениях – её ребёнок – остаётся с ней.
Если же развивать и обобщать эти размышления далее, то можно прийти к выводу, что ребёнок для матери – не меньшая защита, чем она для него. Да, мать защищает своего малыша от воздействия неблагоприятных внешних факторов, учит его адаптироваться к требованиям общества, прививает, по мере собственной способности, нормы морали. Но порой кажется, что психика у любого ребёнка, те самые пресловутые «нервные клетки, которые не восстанавливаются», покрепче будет, чем у нас, взрослых. Недаром же дети склонны быстрее прощать и забывать плохое.
Ребёнок, благодаря своей открытости и непосредственности, способен создать для матери своеобразный эмоциональный защитный барьер. А та, в свою очередь, чувствуя долгосрочную ответственность за жизнь и здоровье сына или дочери, часто отодвигает на второй план собственные эмоциональные потрясения, какими бы сильными они ни были. Она слышит инстинктивный зов материнства и вынуждена – хочет она того или нет – выполнять вполне конкретные, регулярные, часто монотонные, но не терпящие отлагательства шаги, – спасительная рутина!
Иногда мне кажется, что, когда у моих дочерей появятся их собственные дети, я стану чуть меньше беспокоиться за них самих и за их женскую судьбу, ибо сама ответственность за детей будет удерживать их от необдуманных поступков и эмоциональных срывов, а инстинкт самосохранения усилится благодаря осознанию своей нужности и незаменимости для маленького, беспомощного существа. Впрочем, моя собственная мама утверждает, что с появлением у меня детей она не стала меньше беспокоиться обо мне самой.