Уроки колдовства
Шрифт:
– Угу, это и позволило обойти ментальную защиту Златко, да, наверное, и на тебя, Калли, как на эльфа не так легко повлиять.
Светлый неопределенно пожал плечами.
– Ну и к чему это ты говоришь? – поинтересовался Синекрылый. – Даже если нас подготавливали к этой магии, то что?
– Какой-то ты сегодня странный, Златко, – фыркнула гаргулья. – Обычно ты любой проясняющей хоть что-то мелочи не пропускаешь, любой отгадке радуешься, а сейчас «ну и к чему это?». Фи, даже противно. Это на тебя так близость родных земель действует? Последние мозги потерял?
В глазах Бэррина отразилось желание придушить
– Зато ты язык свой дурной не потеряла, – все-таки сдержался он. – Я иногда понимаю Грыма. Так и хочется иной раз попробовать выбить эту дурь из тебя!
– Так что же не выбьешь?
– Не обучен бить женщин.
– Ой-ой-ой, какие мы благородные! Скажи лучше, что боишься!
– Тебя? Не смеши меня. Тебя только кошки на крышах боятся! И то вряд ли сильно!
– Да? А что же не попроб…
– Прекратили! – вдруг рявкнул эльф, которого в отличие от наслаждающего перебранкой Грыма раздражала эта ругань. – А то на обоих успокоительное заклинание наколдую. Будете тут на коврике спать в обнимку!
– Тут нет коврика, ушастый! – не смог удержаться тролль.
– И на тебя тоже, Грым!
– Действительно, народ, – Ива прижала к себе слезшего уже с балок и стен шуша. – Нам только поругаться не хватало, – чувствуя себя противно от этих сверхправильных слов, она добавила: – Все равно драку в комнатах я вам устраивать не дам, а на улице сейчас заниматься этим некомфортно.
Все дружно глянули в окошко. За ним по-прежнему снег несся куда-то с сумасшедшей скоростью. Да и прекращаться явно не собирался. Друзьям вдруг показалось, будто весь маленький постоялый двор, а возможно, лишь эта комната – все, что осталось в мире, а вокруг только одно снежное царство, и скоро и их тоже погребет эта нескончаемая белая пустыня. Если, конечно, не заставит сойти с ума и покончить с собой какое-то неведомое создание, что один за другим отправляет постояльцев туда, откуда, как говорится, не возвращаются. И как-то сразу все, кто сидел в этом маленьком уголке живого мира, почувствовали друг к другу необъяснимую симпатию. Будто не было и не будет больше никого роднее и ближе.
А может, эльф все-таки колданул…
Уже после обеда вся великолепная пятерка сидела в общем зале. Народу там в это время не очень много. Одни сгрудились в кучу в дальней части зала. Другие сидели по своим комнатам. Хозяин с обслугой и вовсе не показывались.
Настроение у большинства постояльцев было паршивое-препаршивое. Пусть у многих и не было подозрений каких-то особых, как у лучшей пятерки факультета Земли, но все равно череда смертей выглядела чрезвычайно подозрительно. Да и не внушала оптимизма. Некоторые даже недоверчиво, а порой и злобно поглядывали на юных магов. Правда, задираться пока никто не спешил, но мысли людей легко читались на лицах: колдунам не доверяли. Хотя присутствие Бэррина, Светлого эльфа и совершенно безобидной на вид знахарки всех немного смущало.
С другой стороны, многие только в них и видели спасение.
Златко, положив ноги на соседний стул, закинул голову и смотрел в потолок. Не надо быть телепатом, чтобы понять, о чем парень думает: Синекрылый продолжал прокручивать в голове проблему, пытаясь все-таки найти решение, обнаружить то, что они не учли. Тролль приводил в порядок меч. Причем вид у него был
А у стойки на некотором расстоянии от дружной компании сидел Гамельн. Сегодня он был в особо неразговорчивом настроении. Все быстро понимали это, сникая под колючим, злым взглядом, и не беспокоили его больше. Поэтому сейчас менестрель сидел в относительном одиночестве на высоком табурете, опираясь то ли спиной, то ли боком о стойку, и меланхолично перебирал струны лютни. И тоскливая лирическая мелодия лилась из-под его пальцев.
Ива краем уха слушала оную, стараясь не поддаваться ее настрою. Иногда менестрель начинал тихонько напевать. А порой музыка становилась чуточку веселее, но лишь чтобы потом вновь вернуться к прежней грусти.
Кружится ветер над песками,В пляске вихри поднимая.Ты танцуешь тут веками,Дань смертями забирая.Ты не манишь, как сирена,Лишь за страхами приходишь.Наши души, лишь арена,И ты ими нас изводишь.Не боишься ты ни смелых, ни…Не страшна тебе и сила.Только я, глупец, все брежуЧерных глаз твоих могилой…– М-да, что-то у Гамельна сегодня совсем невеселое настроение, – усмехнулась Дэй.
– Да уж, песня странновата… – согласился Калли, ради такого случая даже оторвавшийся от разглядывания снега за окном.
В этот момент Златко тоже вполне осмысленно посмотрел на друзей и необычайно серьезным тоном выдал:
– А про кого песня?
Ива внезапно сообразила, что действительно смысл ей непонятен, если это не одна из многочисленных и нежно любимых менестрелем элегий. Хотя… как можно назвать глаза прекрасной женщины могилой? Ужас какой, брр! Это как – провалы что ли вместо глаз? «Не поймешь этих бардов, как придумают чего…»
– Эй, Гамельн, а про что песня? – ни капельки не считаясь со странным настроением менестреля, заорал Грым.
Певец поднял голову, с каким-то блаженным видом осмотрел зал, нашел посмевшего его потревожить и равнодушно смерил взглядом. Вообще для здоровья очень полезно не спорить с троллями и желательно также не выводить их из себя. Но когда это барды отличались благоразумием? Поэтому после долгого и в чем-то неуловимо оскорбительного осмотра Грыму предложили следующий ответ:
– Про любовь.