Уроки правильной ориентации
Шрифт:
— Я пошла? — бормочу, а меня останавливают.
— Что? — я иду, а меня хватают за руки.
— Тебя местами поменяли. Ты — последняя! — говорит кто-то.
— Окей.
Бесстрастно оседаю.
Не боясь помять платье, как есть сажусь на стул и просто сижу… жду.
Пью воду, то и дело промакиваю ярко накрашенные губы.
Мне кажется, что всё это жутко пустое.
Конкурс? Ок..
Меня пихают, что пора готовиться, что пора что — то делать, но не могу вспомнить где листочек, а когда его протягивают, слова разбегаются и кажутся совсем глупыми.
— Вера?
— Идти?
— Идти.
Я
А королевы не бывают глупыми. Верно?
Подхожу с микрофону и выдыхаю. Я умею говорить, у меня красивый поставленный голос и это мой талант. Но мне трудно забыть, что я собираюсь толкать речь не тому, на кого откликается моё сердце.
— Мой будущий муж… — произношу я, голос дрожит и это ужасно. Закрываю глаза, молчу и отключаюсь от шушуканья. Зал жужжит, зал недоволен. — Он.
Открываю на секунду глаза, но лучше не становится, потому возвращаюсь в свои мысли, где представляю свой чёртов идеальный мир.
— Я тебя не ищу, — голос спокойный, я понижаю его, чтобы не быть истеричной. — Ты придёшь и скажешь, что я твоя, и я тебе нужна. Я не усомнюсь ни на секунду, потому что прочитаю это в твоём взгляде. Бесконечную любовь и заботу, которую не смогу не принять. Я тебя не полюблю, я буду обожать тебя. Ты станешь моим другом. Лучшим другом. Напарником. Ты не решишь, что это банально. И примешь меня вот такой ужасной. Не толерантной, узколобой, заучкой, психованной, неромантичной, пассивной, хитрой, интригующей, совершающей глупости. Я хочу, чтобы ты понял, что я не всегда права, и это знаю. Знаю, и ничего не могу поделать, но я буду тебя обожать. Буду тебя любить. И буду видеть только тебя. Насквозь видеть, будь ты в какой угодно одежде и каком угодно виде. Но я тебя не ищу. Ты придёшь и сам скажешь, что я тебя нашла. Жду. Торопись.
Зал вежливо хлопает в ладоши, а я понимаю, что меня не слушали. Почти точно уверена, что и не пытались.
Но самой мне речь нравилась, и я ужасно хотела, чтобы хоть кто — то ещё проникся.
Кто-то
Королева Вера
Финальный номер — ужасен, потому что, как нужно, я не сделаю его с «порно-Зукко». Оттого меня всю потряхивает, и дело не в проигрыше. Дело только в том, что я не готова снова пережить чувство, когда меня лапают чужие руки.
Только назад ходу нет.
Мы дефилируем, девочки улыбаются, я стараюсь быть по-королевски спокойной.
Его нет и быть не может.
Я же сама этого захотела!
Я его про-гна-ла.
Сказала дважды, что он может катиться, куда подальше.
И почему-то сейчас становится страшно, что он и вправду ушёл.
Мы завершаем круг. Собираемся за кулисами, где мама помогает мне вылезти из платья, и отдаёт его представительнице салона. Нам дают перерыв. На сцене выступают с номерами участники коллективов, Ника поёт, Роня будет танцевать. У меня есть двадцать пять минут на сборы и самобичевание.
— Вера? На тебе лица нет, — мама расплетает мои волосы, чтобы переделать всё под образ Бэби из “Грязных танцев”. А я жалею, что так и не прониклась этим фильмом. Что не вложила и капли старания
— Мне всё происходящее… не нужно, понимаешь? — смотрю на маму, а она качает головой:
— Не понимаю. Ты. — но договорить не успевает.
— Я к этому не шла, ясно? Я. только сопротивлялась и делала вид, как мне тут скучно и как всё это меня раздражает.
Замолкаю. Мама перебирает мои волосы и плотно сжимает губы. Она расстроена, она хочет помочь, но видит во мне только хорошее.
Только сейчас, глядя на воодушевлённых девочек-участниц, я понимаю, что была не только не права в своём отношении к происходящему, я была невыносима! Всю дорогу только портила всё подряд.
Портила, страдала, ревновала, сомневалась.
— Какая я глупая, — утыкаюсь лицом в ладони и застываю.
— Ты смажешь макияж, милая. И никто тебе за это спасибо не скажет, — очень спокойно произносит мама, кивая на визажистку, у которой от этого моего жеста, наверное, сердце останавливается. — Мне кажется, тебе стоит побыть одной и помедитировать. Сделаем вот что, — мама садится рядом со мной и складывает руки на коленях. — Тут есть коморка одна, старая звуканская будка. Ты пойдёшь туда и выпьешь кофе. И будешь ждать пятнадцать минут, потому что это минимум, необходимый тебе, чтобы разобраться в себе. Ты запуталась. Но да, ты для меня лучшая! И отчитывать за плохое поведение взрослую дочь я не стану. После того, как всё это закончится — ты извинишься перед девочками, если посчитаешь нужным, — очень ровно продолжает маман. Я киваю так, что волосы выбиваются из заколки. — И это будет правильно, порядочно по отношению к ним, ведь именно девчонки тебя тащили, а ты не отказала, но и не постаралась…
Как же мне это знакомо. Я упрекала Сашу в том, что он не уходит и не прощает меня.
Чем я лучше? Два сапога пара!
— Иди, — мама кивает в сторону двери, за которой лесенка наверх. Узкая и тёмная.
Мама вручает мне косметичку и расческу, намекая, что образ я завершу сама, а сама куда-то уходит. Спешу оказаться в одиночестве, сажусь в звуковой, достаю телефон, наливаю себе кофе из термоса и медитирую, как назвала это мама.
Пока руки заняты волосами и исправлением макияжа — думаю, а потом строчу все мысли в текстовый редактор.
Мне не становится легче, но я всё раскладываю по полочкам.
Александр
Карина Ильина, пожалуй, самая красивая сорокалетняя женщина, какую я встречал.
Да к тому же самая самоуверенная! Она каким-то чудом идёт через всю парковку именно к моей машине, в которой сижу уже второй час, распахивает дверь со стороны пассажирского места и садится рядом.
— Ну привет, — говорит она без улыбки.
Мне не страшно, но кажется, сейчас не будет ничего приятного. Хотя от Ильиных можно ждать чего угодно…
— Здравствуйте, Карина, — тяну я, стараясь казаться спокойным, но на деле от волнения сердце уже можно услышать без каких-либо приблуд, оно гремит, как сумасшедшее. — Как станцевала? — интересуюсь на светский манер, но забваю, что не уточнил кто именно, будто о ней все мои мысли.
— Отвратительно. Ничего хуже не видела, — Карина усмехается, будто говорит что-то смешное, а потом качает головой. — Одно хорошо. Прямо сейчас она совершенно потеряна, а значит скоро всё решится и встанет на свои места.