Уроки русского. Роковые силы
Шрифт:
Много лет назад приехал в Москву и пришел ко мне (не помню уж почему) один видный революционер из Гватемалы — Рафаэль Coca. Он приехал в Россию как в страну, в которой осуществились те идеалы, к которым он стремился. И вот, представьте, в какой-то момент, — человек он был открытый, — он говорит: «Как же так, я у себя в Гватемале боролся с колониализмом, а у вас тоже колониализм, у вас русские эксплуатируют грузин, армян, латышей, литовцев и т. д.». А я ему говорю: «Рафаэль, вам могут предоставить возможность немного поездить по стране? Так вы сначала поездите, а потом мы с вами на эту тему поговорим». Через месяц он вернулся, объездив Прибалтику и Закавказье. И он извинился передо мной, сказав, что они живут в 2–3 раза лучше, чем русские. Так что колонизаторы мы не
Возвращаясь к вашему вопросу о возможности создания народных предприятий, скажу, что это, быть может, и прекрасно, но абсолютно иллюзорно при отсутствии преобладающей роли общественной собственности и, естественно, огромной определяющей роли государства. Хотя бы потому, что если этого не будет, то наши, так сказать, якобы производственные, а на самом деле мафиозные структуры, просто задушат народные предприятия, поскольку, если они, в конечном счете, действительно разовьются, то будут, безусловно, этим структурам мешать. А возможностей воздействия у этих самых структур, которые сейчас уже называют олигархическим капитализмом, гораздо больше…
Поэтому, с моей точки зрения, главное — вернуть роль государства. Ведь действительно получается смехотворная вещь: во всех высокоразвитых странах государство играет в экономике все большую роль, а у нас идет обратный процесс.
Сегодня часто говорят о том, что вот, дескать, Европа объединяется, а мы раздробляемся. Тут еще можно поспорить, можно привести какие-то аргументы в пользу того, что, может быть, и надо, чтобы что-то распалось, а потом, допустим, соединилось, когда это станет необходимым. Но вот что касается этого самого «разгосударствления», которое у нас все время провозглашалось как официальная политика, и сопровождающих его утверждений, что все наши успехи зависят от того, насколько мы «разгосударствим» нашу экономику, то это бред. И объясняется он таким вот экстремизмом: раз у нас до 1985 года государство играло такую роль, давайте откажемся от этой роли. При этом совершенно не обращают внимания на тот факт, что на Западе эта роль постоянно возрастает.
Недавно я беседовал с одним человеком, русским, прожившим большую часть своей жизни в Австралии. Он мне подтвердил то, что я знал раньше. Действительно, в Австралии, где одно из самых высокоразвитых сельских хозяйств, где производится такое количество мяса и шерсти, что могут кормить и одевать полмира, никакой рыночной экономики в сельском хозяйстве нет. Каждый крестьянин работает на свой страх и риск, а государство гарантированно забирает у него продукцию, то есть он работает по госзаказам. Специальные государственные учреждения изучают мировую конъюнктуру, рынки сбыта. А задача крестьян просто хорошо работать. Но ведь так и у нас было, может, внешняя торговля и плохо работала, но схема-то та же.
И последнее, что необходимо сказать, — есть еще одна, конечно, очень тяжелая и трудная проблема, заключающаяся в том, что наша страна в некотором роде находится в исключительном положении. В мире нет страны, в которой, допустим, и сельское хозяйство, и промышленность активно развивались бы в северных районах с очень низкими температурами зимой и малым летним периодом. Примерно такое же положение занимает и Канада, но каждый, кто хоть немного знакомился с ее экономикой, знает, что 90 % населения и 90 % промышленности и сельского хозяйства этой страны размещены на узкой полоске шириной 250–300 км, которая находится на широтах нашей Украины. Все остальное — это совершенно безлюдные места, где есть только разработка леса, гидроэлектростанции на подходящих реках, ограниченная добыча наиболее полезных и ценных ископаемых и т. д. А вот в Скандинавии, например, вся промышленность и сельское хозяйство находятся в южных районах, и что особенно важно — омываемых Гольфстримом.
Наша же страна континентальная, а не океаническая, поэтому, скажем, как это ни странно, южные районы Швеции, Норвегии и Финляндии, расположенные на одной широте с нашей, допустим, Вологодской областью и даже еще северней — Архангельской, имеют более высокую зимнюю температуру, чем у нас на Кубани, я специально это изучал. Средняя температура января в этих районах 2–5° мороза, а на Кубани — 10–15°, и объясняется это континентальным климатом, где действуют совершенно иные законы.
И что получается в целом: в Европе, в Америке и в южной части Канады сельскохозяйственный сезон продолжается 8– 10 месяцев, у нас — 4–6 месяцев, то есть там можно снимать два урожая. Уже этого достаточно. Кроме того, у нас на огромных территориях ведется сельское хозяйство, которое везде считается рискованным, им на Западе никто не будет заниматься, так как оно просто убыточно. Так же, как убыточны все наши северные угольные бассейны, хотя бы потому, что в какой-нибудь Воркуте, быть может, половина добываемого угля сжигается, чтобы отапливать жилье и производственные помещения. Это все не учитывается. А следуя совершенно тупому, исходящему из крайне примитивизированного марксизма, представлению, что производственные отношения есть та сила, которая сама собой обеспечивает процветание экономики, забывают об истоках и причинах. Какие тут производственные отношения ни вводи, все равно мы никогда, ни при каких условиях не сможем достичь того уровня.
Кстати, у нас же не было социализма в XIX, XVIII, XVII, XVI веках и т. д., но мы всегда крайне резко отставали по целому ряду показателей от западноевропейских стран. И ничего с этим не поделаешь.
И то, что наши крестьяне работали очень небольшое время в году, а остальное занимались извозом, лежали на печи, привело к тому, что у нас и не работают так, как там. Нет той дисциплины, нет той нацеленности. С этим тоже ничего не поделаешь.
— А возможно ли сочетание мощного государственного управления экономикой — с введением элементов рыночной экономики? Есть ли место для многообразия форм собственности в условиях социализма?
— Ну, в какой-то степени рынок в самом прямом смысле слова был и при Сталине. Я помню, как в дома, в любую квартиру, где была необходимость, колхозницы приносили молоко, полученное от своей коровы, это был прекрасный сервис. То есть я ничего не имею против, если речь идет, в частности, о торговле. Торговля — чрезвычайно тонкое и сложное дело. При этом я не говорю об оптовой торговле, это совсем другой вопрос, и здесь, на мой взгляд, господствуют всякого рода махинации. А если же говорить о розничной торговле, я и тогда считал, что она должна быть частной. И, кстати, очень многие люди за это высказывались. Я прекрасно помню, как в какой-то из центральных газет был опубликован чей-то фельетон «Дайте дяде Мише торговать шашлыками» (за что милиция его все время гоняла).
Вне всякого сомнения, речь идет об определяющей, господствующей роли государства в основных отраслях экономики. Даже и сейчас, представьте себе, идет борьба вокруг, например, «Газпрома». Или, например, все возопили о необходимости вернуть государственную монополию на спиртное, но существующее государство этого не может сделать. (А ведь такая монополия существовала веками.)
— А если исходить из предположения, что деструктивная сила, разрушающая экономику, направленная на вытеснение России с мировых рынков, может действовать на высших этажах власти?
— Должен признаться, я не люблю выдвигать какие-то обвинения, если они не подтверждены стопроцентными документами.
Представьте себе, я все-таки думаю, что главная беда заключается в том, что сейчас, как и, между прочим, в 17-м году, у власти находятся люди, которые считают Россию только материалом, и притом очень плохим материалом, мало пригодным для построения так называемого цивилизованного общества. Поэтому правы те, кто говорит, что это необольшевизм, причем в худшем его варианте. Так начиналось в революцию. Например, Григорий Зиновьев заявил же публично, что вот в России живет сто миллионов (это была еще РСФСР), 90 миллионов мы увлечем за собой, а десять миллионов надо уничтожить, с ними не о чем говорить. Причем это было сказано не на сходке какой-нибудь, он объявил это на большом собрании, эти фразы были напечатаны в газетах.