Уроки русского. Роковые силы
Шрифт:
«Я считаю, патриотическая идея не противостоит социализму, а укрепляет его. Крупнейшие русские мыслители предсказали социализм для России как неизбежность. И революция произошла — да, с невероятными жертвами. Но отрицать ее теперь на этом основании, пытаться отменить сделанное за 75 лет и вернуться к прежнему, дореволюционному обществу — это все равно что пытаться воскресить убитого человека».
Я мог бы еще цитировать и цитировать. Но приведу определение В. В. Кожиновым главного в социализме, как он его понимает: «Социализм, во-первых, подразумевает преобладающую и господствующую роль общественной собственности, а не частной; с другой стороны — особую верховную власть государства. А с точки зрения либеральной, скажем так, чисто
Не буду здесь сопоставлять это кожиновское определение с разными другими характеристиками социализма. Они в чем-то, иногда очень сильно, различаются. Известно, что ведь и тот социализм, который был в нашей стране, признан некими «ревнителями» и «казарменным», и «тоталитарным», и т. д. Однако то, на что обращает внимание Вадим Валерианович, действительно, исходя из нашего реального исторического опыта, да и характера русского человека, имеет для России безусловное, огромное и поистине спасительное значение. Недаром на Кожинова такое большое впечатление произвело признание Олега Васильевича Волкова — писателя, выходца из знатного и богатого дворянского рода, который более четверти века провел в лагерях. Увидев к концу жизни своими глазами «строительство капитализма в стране», он говорил, что, ненавидя черной ненавистью коммунизм, он сейчас понял, «что этот режим держал Россию, такое хрупкое, текучее общество, держал под колпаком и тем его спасал, а вот теперь колпак разбит, и я не знаю, что будет с Россией».
Это поразившее Кожинова признание приводит в своей беседе с ним А. Б. Дорин. Это я и сам слышал от Вадима Валериановича, причем не раз. Так же не раз слышал его ссылки на мало известные высказывания крупнейших отечественных и зарубежных мыслителей о неизбежности для нашей страны и даже для человечества в целом социалистического пути развития. Например, А. Ф. Лосев в самом конце жизни, а умер он в 1988 году, на вопрос: «Куда дальше движется человечество?», совершенно определенно сказал: «Дальше идет то, что противоположно индивидуализму, а именно, общественность и коллективизм, то есть социализм».
Не говоря уж о Л. Толстом, считавшем частную собственность источником всех бед, Вадим Валерианович ссылается и на такого вроде бы воинствующего антикоммуниста и антисоциалиста, как А. И. Солженицын, обращая внимание на его призыв к самоограничению , без которого человечество просто погибнет. «Но социализм — это и есть самоограничение », — комментировал Кожинов и в беседах со мной, и в названной беседе с Александром Дориным.
Ну а к чему мы пришли после разрушения социализма в нашей стране, после тотальной «отмены» роли государства в экономике, культуре, социальной и духовной сферах, после беспредельного перехода в частные олигархические руки всех национальных, общенародных богатств — ныне всем очевидно. И уже приходится принимать какие-то меры, наступая, как сказал президент, на больные мозоли бизнесу (воровскому, заметим), или заговорить, наконец, о настоящей демографической катастрофе в стране.
Конечно, слово «социализм» властью не произносится — это, так сказать, идеология. Однако становится все яснее, что спасение — только на этом пути. О чем, собственно, Вадим Кожинов говорил давно, как и КПРФ, которую он поддерживал на думских выборах, а ее лидера — на президентских. Вопрос теперь в том, будут ли намечаемые меры по выходу из создавшегося положения последовательными, поступательными и нарастающими в своей реальной действенности — или просто эпизодическими, «показушными», имитационными, как говорил еще один большой русский мыслитель, недавно ушедший от нас, — Александр Зиновьев.
В заключение, чтобы еще четче представить непримиримость В. В. Кожинова к создавшемуся у нас несправедливому
«Вот говорят: как же так — поделили собственность, а теперь делить ее обратно.
Получается так. Люди бегут за вором, и вдруг кто-то кричит: «Братцы, он же сопротивляться будет! Пускай уж лучше бежит!»
Нелепо, дико. Всем же ясно, что состоявшийся передел собственности был абсолютно несправедливым и незаконным. Немотивированным. Просто: «Хватай, кто может!»
А теперь оказывается, что бороться с этим никак нельзя. Почему? Конечно, бороться надо очень разумно. Однако такой факт, что гигантские капиталы вывезены за границу, разве не требует каких-то мер?
…Десятки наших миллиардов находятся там. Одного этого, по-моему, достаточно, чтобы понять: власть, допустившая и допускающая такое, не имеет права на существование. Ведь в любой стране с этим была бы непримиримая борьба. Потому что это есть настоящее предательство. Измена Родине. Деньги, полученные от соков родной земли, сплавляются за ее пределы, поскольку отдельным (подчеркиваю — отдельным!) персонам это выгодно»…
Как видите, Вадим Кожинов — не хладнокровный и бесстрастный теоретик. Сохраняя до конца абсолютную строгость, трезвость и всестороннюю выверенность научной мысли, он не сдерживал кипящую в сердце страсть, когда на кону было самое дорогое для него — судьба Родины. И во имя возвращения России на русский путь он буквально каждый день, не щадя, сжигал себя.
Необходимые дополнения и пояснения
Об этой важнейшей теме
После некоторых колебаний я все-таки счел нужным включить в эту книгу два материала, к которым сам, собственно, прямого отношения не имею. Однако они существенно дополняют важнейшую тему, поднятую в предыдущем моем материале «Каков же он, русский путь?» — тему «Кожинов и социализм».
Речь идет о его взгляде на социализм, каким этот взгляд складывался в последние годы его жизни, на заключительном этапе. Понятно, в разное время бывало всякое. Была ведь у него и близость к диссидентству, пусть краткая, да и позднее с официальной идеологией он не очень-то сходился. Большую роль в этом для него, как и для других оппозиционно настроенных патриотов русского направления, сыграло тогда, конечно, резко критическое отношение к дореволюционному прошлому России, которое в советской идеологии преобладало и представлялось им неприемлемым как крайне одностороннее и несправедливое. А начиналась у них критика этой критики с предъявления претензий к Октябрьской революции, ставшей важным этапом в тысячелетней истории страны.
Мера критики была разной, но доходила у кого-то и до полного «отрицания». Кожинов переживал все это также достаточно сложно. Однако пришел он к тому, к чему пришел. И сказалось здесь, безусловно, то, о чем весьма точно написал Станислав Юрьевич Куняев: «Его любовь к истине и справедливости, его полное бескорыстие…»
Начавшаяся ломка государственно-общественного устройства страны, при котором (то есть при социализме, при Советской власти!) прошла вся его собственная жизнь, ломка, названная им реставрацией и вызвавшая абсолютно негативное восприятие, заставила иначе взглянуть на многое, существенно изменила некоторые прежние его представления и ускорила переосмысление значения социализма и советского периода для России. В этом вы сами могли убедиться, прочитав несколько из кожиновских бесед со мной, коснувшихся данной темы. Причем я невольно обращал внимание: чем дальше, тем больше тема эта занимает его, и не только применительно к прошлому нашей страны, но и к ее будущему. А последние его заявления прямо свидетельствовали, что будущее России он видит только в социализме.