Уроки русской любви
Шрифт:
Увидав подходившего Сергея Ивановича, она не поднялась и не переменила положения; но все говорило ему, что она чувствует его приближение и радуется ему.
– Что, вы нашли что-нибудь? – спросила она, из-за белого платка поворачивая к нему свое красивое, тихо улыбающееся лицо.
– Ни одного, – сказал Сергей Иванович. – А вы?
Она не отвечала ему, занятая детьми, которые окружали ее.
– Еще этот, подле ветки, – указала она маленькой Маше маленькую сыроежку, перерезанную поперек своей упругой розовой шляпки сухою травинкой, из-под которой она выдиралась. Она встала, когда Маша, разломив на две белые половинки, подняла сыроежку. – Это мне детство
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала от волнения радости и страха. Они отошли так далеко, что никто уже не мог бы слышать их, но он все еще не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче сказать то, что они хотели сказать, чем после слов о грибах; но против своей воли, как будто нечаянно, Варенька сказала:
– Так вы ничего не нашли? Впрочем, в середине леса всегда меньше.
Сергей Иванович вздохнул и ничего не отвечал. Ему было досадно, что она заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она сказала о своем детстве; но, как бы против воли своей, помолчав несколько времени, сделал замечание на ее последние слова.
– Я слышал только, что белые бывают преимущественно на краю, хотя я и не умею отличить белого.
Прошло еще несколько минут, они отошли еще дальше от детей и были совершенно одни. Сердце Вареньки билось так, что она слышала удары его и чувствовала, что краснеет, бледнеет и опять краснеет. Быть женой такого человека, как Кознышев, после своего положения у госпожи Шталь представлялось ей верхом счастья. Кроме того, она почти была уверена, что она влюблена в него. И сейчас это должно было решиться. Ей страшно было. Страшно было и то, что он скажет, и то, что он не скажет.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Все, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил:
– Какая же разница между белым и березовым?
Губы Вареньки дрожали от волнения, когда она ответила:
– В шляпке почти нет разницы, но в корне.
И как только эти слова были сказаны, и он и она поняли, что дело кончено, что то, что должно было быть сказано, не будет сказано, и волнение их, дошедшее пред этим до высшей степени, стало утихать.
– Березовый гриб – корень его напоминает двухдневную небритую бороду брюнета, – сказал уже покойно Сергей Иванович.
– Да, это правда, – улыбаясь, отвечала Варенька, и невольно направление их прогулки изменилось. Они стали приближаться к детям. Вареньке было и больно и стыдно, но вместе с тем она испытывала и чувство облегчения.
Возвратившись домой и перебирая все доводы, Сергей Иванович нашел, что он рассуждал неправильно. Он не мог изменить памяти Marie.
– Тише, дети, тише! – даже сердито закричал Левин на детей, становясь пред женой, чтобы защитить ее, когда толпа детей с визгом
После детей вышли из лесу и Сергей Иванович с Варенькой. Кити не нужно было спрашивать Вареньку; она по спокойным и несколько пристыженным выражениям обоих лиц поняла, что планы ее не сбылись.
– Ну, что? – спросил ее муж, когда они опять возвращались домой.
– Не берет, – сказала Кити, улыбкой и манерой говорить напоминая отца, что часто с удовольствием замечал в ней Левин.
– Как не берет?
– Вот так, – сказала она, взяв руку мужа, поднося ее ко рту и дотрагиваясь до нее нераскрытыми губами. – Как у архиерея руку целуют.
– У кого же не берет? – сказал он, смеясь.
– У обоих. А надо, чтобы вот так…
– Мужики едут…
– Нет, они не видали.
За грибами
Елена Пастернак
Счастливые любовные истории похожи одна на другую, но и несчастливые не имеют разительных отличий: те и другие развиваются как будто по прочерченному рисунку. Несостоявшиеся романы переполнены невысказанным и несотворенным, они – вечная загадка и тайна, а это материал бесценный.
Пустой летний зной, продлившись несколько дней, томит, но чем сильнее тоска, тем быстрее растет надежда на разрешение. Все всматриваешься в небо, пытаешься убедить себя в том, что дальнее скопление жирных облаков с потемневшими боками скоро сольется в ровную сизую массу, которая переполнится влагой, лопнет и прольется, одарив тебя благодарным счастьем. В ожидание тучи вовлекаются близкие люди и случайные знакомые, поскольку томление с ожиданием – случай тяжелый, эту ношу необходимо поделить.
Варенька и Сергей Иванович Кознышев – второстепенные герои “Анны Карениной”, которых читатель не то чтобы не любит, но как будто бы не хочет замечать. У некоторых они вызывают раздражение, поскольку поют в какой-то иной тональности, отвлекают от лейтмотива, и вообще пришли из другого, неинтересного сочинения автора. Ну что ж, мы заранее готовы, второй сорт – это второй сорт, и цена ему соответствующая, то есть если они и будут переживать, то весьма и весьма посредственно. Вот Сергей Иванович – знаменитый писатель, носитель определенных идей, политически и общественно активный человек. Он как бы и не совсем брат любимого автором Левина, а полубрат – “одноутробный”, а она, Варенька, вообще будто сделанная. Приучила себя – жизнь-де не только инстинкт, но и духовное, нужно сострадать, нужно помогать, нужно на все глядеть ровно и позитивно, ну и прочее. Она компаньонка по положению и по призванию, ежедневно творит малое добро, ее благодарят, называют ангелом, она и привыкла.
Именно эти двое с не вполне качественной аффективно-чувственной структурой довольно прочно посажены в великий русский любовный роман, в котором и без них многолюдно. Неужели правы авторы рефератов по русской литературе: они нужны только для того, чтобы на их тусклом фоне еще ярче заиграли бархат и диаманты главных героев – людей истинных страстей и первоклассных чувств? Положим, самим этим авторам такой прием простителен, но Толстому-то это зачем? Он сводит их в имении Левина в летние дни, когда все многочисленные его обитатели словно разом отупели от зноя и беременности Кити. Мужчины распустили пояски, дамы без корсетов, дети галдят, всем хочется прилечь, скучно. И тут съезжаются гости, и вот эти двое встретились и влюбились, летняя сонная нега обошла их стороной, и первая стадия их влюбленности развивается по правилам классического сюжета. Оба похорошели, оживлены, подвижны, любуются друг другом: