Уроки Великой депрессии

Шубин Александр Владленович

По словам Бухарина меньшевику-эмигранту Б. Николаевскому «Сталин объявил, что эта программа была призывом к его убийству и требовал казни Рютина» [326] . Бухарин не был свидетелем обсуждения вопроса о Рютине в Политбюро, но, опираясь на его слова и другие слухи, Николаевский утверждал, что между «умеренными» членами Политбюро (включая Кирова) и Сталиным разгорелась настоящая борьба. Проанализировав имеющиеся источники, О. В. Хлевнюк делает убедительный вывод: «В общем доступные документы заставляют признать рассказ Николаевского о столкновении между Сталиным и Кировым по поводу судьбы Рютина не более чем легендой, каких немало в советской истории» [327] .

326

Фельштинский Ю. Разговоры с Бухариным. С.67.

327

Хлевнюк О. В. Указ. соч. С. 77.

2 октября было принято решение исключить из партии всех, знавших о документе и не сообщивших о нем. К партийной и уголовной ответственности было привлечено 30 человек. Немного. Удалось ли пресечь «болезнь» в зародыше.

А если где-то действуют в подполье другие «союзы» — более осторожные, менее оформленные, но обсуждающие то же самое? Вскоре Сталин получил подтверждение этого.

В 1932 г. Сталин столкнулся с фактом обсуждения прежде лояльными партийными работниками необходимости его смещения. 19–22 ноября 1932 г. кандидат в члены ЦК М. Савельев сообщил Сталину о беседах своего знакомого Н. Никольского с наркомом снабжения РСФСР Н. Эйсмонтом. Среди прочего Эйсмонт сказал (в интерпретации Савельева): «Вот мы завтра поедем с Толмачевым к А. П. Смирнову, и я знаю, что первая фраза, которой он нас встретит, будет: „и как это во всей стране не найдется человека, который мог бы „его“ убрать“ [328] .

328

Неизвестная Россия. XX век. Т.1. М., 1992. С.75.

Еще в 1930 г. Эйсмонт в письме Сталину, Рыкову и Орджоникидзе высказал сомнения по поводу методов следствия ОГПУ: возможно „применяются пытки с целью сознаться во взятках“ [329] . Возможно, это было начало его сомнений. Потом они усиливались во время откровенных разговоров правительственных чиновников, иногда за „рюмкой чая“. Сталин раздраженно писал: „Дело Эйсмонта-Смирнова аналогично делу Рютина, но менее определенное и насквозь пропитано серией выпивок. Получается оппозиционная группа вокруг водки Эйсмонта-Рыкова… рычание и клокотание Смирнова и всяких московских сплетен как десерта“ [330] .

329

Советское руководство. Переписка. С.114.

330

Там же. С.196.

У Сталина были основания лично ненавидеть распространителей „московских сплетен“. Его жена Надежда Аллилуева, вопреки стараниям Сталина, была прекрасно осведомлена о происходящих в стране бедствиях. 9 ноября 1932 г. Надежда застрелилась.

Между тем, „разматывая“ сеть неформальных связей, по которым распространялись „слухи“ и самиздат, ОГПУ вышло еще на две структуры. В октябре 1932 г. — апреле 1933 г. были арестованы 38 человек, в основном — бывших правых коммунистов, многие — выпускники Института красной профессуры. Это была „школа Бухарина“. Главой этой организации считался радикальный ученик Бухарина А. Слепков, исключенный из партии в 1930 г. за упорствование в правых взглядах. В ссылке Слепков все же покаялся в ошибках и был в 1931 г. восстановлен в партии. Но в октябре Слепков попался на распространении документа Рютина и был снова исключен из партии и сослан на три года в Сибирь. Однако, прослеживая связи Слепкова, ОГПУ установило, что в августе-сентябре 1932 г. на квартирах Д. Марецкого и А. Астрова прошли „нелегальные конференции правых“. Слепков иронизировал по поводу этих обвинений: „Теперь такое время, если соберутся три товарища и поговорят искренне, то нужно каяться, что была организация, а если пять — то нужно каяться, что была конференция“ [331] .

331

«Известия ЦК КПСС». 1990, № 2. С.46.

Сталин так не считал. Из откровенных бесед о тяжелом положении в стране вытекал вывод о необходимости смещения генсека. Астров уже в наше время утверждал, что на встрече правых обсуждалось, как „убрать силой“ Сталина [332] . И к тому же в конференциях принимали участие не пять человек, а десятки людей [333] . В искренних беседах принимал участие Угланов, а возможно — и Бухарин (он это категорически отрицал, а подследственные предпочли не подтверждать). В апреле 1933 г. 38 участников откровенных разговоров были присуждены к различным срокам заключения и ссылки. Угланов был освобожден от наказания. Бухарин сумел отмежеваться от своей школы: „возобновление фракционной работы… — возмутительно и преступно“. Теперь Бухарину было важно убедить Сталина в том, в чем еще недавно тот сам убеждал Бухарина: „Ты оказался прав, когда недавно несколько раз говорил мне, что они „вырвались из рук“ и действуют на свой страх и риск…“ [334]

332

Роговин В. 1937. М., 1996. С.176.

333

В 1987–1989 гг. на частных квартирах происходили встречи знакомых (в том числе коммунистов), которые вскоре стали называть себя конференциями неформальных организаций. Так формировалась структура оппозиционных организаций, которая, возглавив массовое движение, в итоге добилась падения власти КПСС.

334

Советское руководство. Переписка. С.201.

В 1932 г. были произведены аресты среди троцкистов, заявивших о разрыве с оппозицией, но сохранявших конспиративные связи. Было арестовано 89 человек (всего в сети могло быть до 200 чел.), во главе с И. Смирновым и Л. Преображенским. „Почти все арестованные держались на следствии мужественно, отказываясь признать свои взгляды контрреволюционными и существование конспиративных связей“ [335] . Но отрицать связи было трудно — ОГПУ обнаружило листовки и письма Троцкого.

335

Роговин В. Указ. соч. С.308.

Участники группы троцкистов были отправлены в тюрьмы и ссылки. Правда, уже в августе 1933 г. их стали освобождать, а Преображенского даже приняли в партию и дали выступить на ее съезде.

Следствию не удалось установить, что И. Смирнов в 1931 г., во время

заграничной командировки встречался с сыном Троцкого Л. Седовым и обсуждал взаимодействие его группы с Троцким. Контакты продолжились в 1932 г., во время поездки за границу Э. Гольцмана, который передал Седову письмо Смирнова о переговорах между группами троцкистов, зиновьевцев и Ломинадзе-Стэна о создании блока. Седов утверждал, что он получил сообщение о переговорах между блоком левых (троцкистами и зиновьевцами) и правыми: слепковцами и рютинцами [336] . Это позволило исследователю В. Роговину сделать вывод: „В 1932 году стал складываться блок между участниками всех старых оппозиционных течений и новыми антисталинскими внутрипартийными группировками“ [337] . Говорить о складывании блока рано — связи носили информационный характер, как, скажем, связи Промпартии и меньшевиков. При случае троцкисты были готовы доказать властям свою лояльность за счет коллег по нелегальной оппозиционной деятельности. Так, после разоблачения рютинцев Л. Преображенский направил в ЦКК сообщение о том, что получил анонимное письмо, которое нужно рассматривать в связи с делом „Союза марксистов-ленинцев“. Вряд ли Преображенский стал бы способствовать раскрытию организации, с которой находился в связи. Возможно, с рютинцами контактировал Смирнов. Преображенский же был возмущен письмом к нему правых коммунистов-рабочих (возможно, принадлежавших не к рютинской, а к еще одной группе), да и авторы письма Преображенского не жаловали: „Московские рабочие считают наше положение катастрофическим и безвыходным. Страна по существу уже голодает, и массы не в состоянии работать. Поэтому Ваша хваленая индустриализация, на которую вы с Троцким толкнули Сталина, обречена на полное фиаско… Все спекулируют, таково завоевание социалистической пятилетки… Но подумайте только, с каким омерзением и негодованием отшатнулся бы от вас любой революционер до 17-го года, если бы вы сказали ему, что после революции у нас будут такие порядки… Самодержавие Сталина неизбежно должно привести к тому же концу, что и Николая“ [338] .

336

Там же. С. 311–313.

337

Там же. С.261.

338

РГАСПИ. Ф.17. Оп.71. Д.112. Л.11–12.

Это письмо отражало массовые настроения, проникавшие в партию. Троцкисты и зиновьевцы не симпатизировали этим настроениям, но они тоже считали Сталина ответственным за провалы, за компрометацию левого курса, который проведен некомпетентно. А уж если Сталина действительно постигнет судьба Николая, то восстановленный в 1932 г. блок левых был готов действовать самостоятельно. На каком-то этапе даже вместе с правыми коммунистами.

Насколько эти противоречия отражались в высшем партийном руководстве? В 1936 г. меньшевик Б. Николаевский выпустил в „социалистическом вестнике“ статью „Как подготовлялся московский процесс. (Из письма старого большевика)“, составленное им по мотивам бесед с Бухариным и другими информированными коммунистами [339] . Из письма следовало, что в руководстве ВКП(б) идет борьба сталинистов и „умеренных“, к которым относился и Киров. Схема борьбы между сталинистами и „умеренными“ в руководстве, ограниченности политической власти Сталина, господствовала в советологии вплоть до открытия советских архивов. Проанализировав архивные материалы, О. В. Хлевнюк делает вывод: „известные пока архивные документы не подтверждают, что в Политбюро в 30-е годы происходило противоборство „умеренных“ и „радикалов“. Один и тот же член Политбюро в разные периоды (или в разных ситуациях в одно и то же время) занимал разные позиции — как „умеренные“, так и „радикальные“. Это определялось многими обстоятельствами, но главным образом, зависело от того, какой линии придерживался Сталин, за которым, судя по документам, оставалось последнее определяющее слово.

339

Текст письма см. Фельштинский Ю. Указ. соч. С. 111–145.

Это не означает, конечно, что в Политбюро не было столкновения различных интересов. Напротив, архивных свидетельств о конфликтах удалось выявить достаточно много. Как правило, все они предопределялись различиями в ведомственных позициях членов Политбюро“ [340] .

В партии существовало множество бюрократических кланов, роль которых особенно возросла как раз после того, когда сталинская группировка победила всевозможные оппозиции. Теперь партийцы делились не по взглядам, а по принципу „кто чей выдвиженец“, „кто с кем служил“ и „кто под чьим началом работает“. Верхушка каждого клана упиралась в человека, который мог говорить со Сталиным почти на равных, который вместе с ним „революцию делал“, занимая важные посты еще при Ленине. При этом и сами оппозиционеры не теряли старых связей. Сталинский партийный монолит опять трескался.

340

Хлевнюк О. В. Указ. соч. С.8.

Наиболее мощными были территориальные группировки (ленинградская, киевская, ростовская и др.). Одновременно формировались и отраслевые кланы хозяйственной бюрократии, пользовавшейся известной автономией. „В 30-е гг. он (Наркомат тяжелой промышленности — А. Ш.) превратился в одно из самых мощных и влиятельных ведомств, способных заявлять и отстаивать свои интересы. Значительное место среди этих интересов занимали претензии работников наркомата на относительную самостоятельность, их стремление обезопасить себя от натиска партийно-государственных контролеров и карательных органов“ [341] , — пишет О. Хлевнюк. Так же он характеризует и главу Наркомтяжпрома: „Историки, изучавшие деятельность одного из ведущих членов сталинского Политбюро, Орджоникидзе, отмечали ее ярко выраженный ведомственный характер. Переведенный на очередной пост, он существенно менял свои позиции, подчиняясь новым ведомственным интересам“. [342]

341

Хлевнюк О. В. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е гг. М., 1993. С.141.

342

Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. С. 79.