Уролога. net
Шрифт:
— Слушай, я не пойму! Ты со стороны жениха или невесты? Кто ты такая вообще? — взбесился Диланян. — Кто тебе дал право…
— Да ладно, во-первых, правду я говорю, во-вторых, это от сглаза, — снисходительно оскалилась бабка.
— Ага, и на меня этот самый сглаз скидываешь, да? — Оганес подозрительно осмотрел себя, как будто ожидал обнаружить на белоснежной рубашке вырванный со зрительным нервом глаз. — Ты не сказала, кто ты. Пошто тут ересь всякую небогоугодную городишь?
— А я та самая соседка Ашота, которая на него кляузу написала в позапрошлом году, когда он потаскух домой приводил! — подбоченилась бабка. — Смотри, на тебя тоже напишу! Небось, сам с ними балуешь? Меня тут все боятся!
Гости и родственники молчаливыми взглядами, полными тоски, подтвердили, что так оно и есть.
— Кляузу! На меня! Ха-ха-ха! — вдруг дико заржал Оганес. — Ха-ха-ха!
— А… А… А что, нельзя? — Бабка растерялась, она явно не ожидала такой реакции.
— Да ты знаешь, кто я? Я же тебя с миру сживу! Буа-га-га-га! — Диланян никак не мог успокоиться.
— И… И кто же ты? — Лицо бабки покраснело.
— Я князь Горисский! [8] Прирожденный кляузник! Я на тебя в газеты напишу! Я на тебя в журналы накатаю! Анонимки и подписанные кляузы! Ты чего? С горисцем решила посоревноваться в кляузе? Вот не ожидал!
— Ой… — стушевалась и как-то сразу сникла бабка. — Ты из Гориса… Дык я, сынок… Я от сглаза…
8
Горис известен в Армении как район с наибольшим количеством кляузников в советские годы.
— Значит, послушай меня. Я тут. А меня как кляузника любой сглаз боится. Смотри, буду следить за тобой в четыре глаза! Не дай бог, что-то не то замечу! — цыкнул клыком Диланян.
— Хорошо, хорошо, наш золотой! Яхонтовый! Наш азап-ахпер! Да войдет твоя нога щербетом в этот дом! — осладила язык свой бабка.
— Чтобы поскользнуться, что ли? — пробурчал Диланян и прошел вперед.
— Вах, драгоценный брат мой, один волосок которого стоит дороже всего золота, которое подарят нам сегодня, — обрадовался Ашот, увидев Диланяна. — Какой ты правильный сын правильной семьи! Нищих выгнал, не обидев, бабку Грануш осадил, молодец!
— Здравствуй, родной, — осторожно, чтобы не помять костюм Ашота, обнялся с ним Оганес. — Ну, как ты? Волнуешься?
— Вах, брат мой дорогой, от тебя тайн нет у меня! Волнуюсь! Как смерти боюсь! Вдруг…
— Значит, так. Не будет никаких «вдруг»! Понял меня? А ежели передумал ты, давай я прямо сейчас всех гостей разгоню! Деньги есть, в Москву полетим, родню невесты с позором оставим! — засверкал глазами князь и потянул руку к поясу, к несуществующему кинжалу.
— Нет, нет! Ты что! У меня месяцев семь половой жизни не было! — испугался Ашот, понимая, что Диланян сейчас пойдет всех выгонять. — Я что, зря дважды из уретры мазок сдавал?
— Кхм… Ну смотри, брат… Я тебе это и раньше говорил, но сейчас повторю: умный человек не женится, и хорошее дело браком не назовут! Есть еще пара часов, ежели передумаешь… — Вдруг сообразив, что несет полную чушь, Диланян остановился, сделал вдох и продолжил: — Женится не умный, а мудрый! А у тебя не брак, а богом помазанное супружество!
Ашот с подозрением посмотрел на Диланяна:
— Ты это… На свадьбе не ляпни… Знаю я тебя…
— Кхм… — смутился Диланян. — Ладно, ты смотри, короче…
— Пойдем, брат, — озорные чертики заиграли в глазах у Ашота. — Смотри, сейчас ведь и тебя поженим!
Кавор — это крестный. В традиционной армянской семье кавор — существо высшее. Он стоит в церкви над головой молодых. Он разрешает их споры. Он должен убить сибя апстену, если они разведутся. Он дает советы, порой непрошеные. Словом, человек этот — из высшей епархии. И перед тем как поехать за невестой, надо со всем почетом поехать за кавором, откушать угощение у него в очаге, привезти его в очаг к жениху и отсюда с радостью ехать к невесте…
Джипы. «Мерседесы» последних марок. Два «Хаммера». «Лексусы». «Крайслер» для жениха, невесты, кавора, неженатого брата и незамужней сестры (подруги невесты). Целая процессия. Бибиканье на всю улицу. Все встречные машины останавливаются и бибикают. Водители кричат: «Счастья молодым!» С балконов выглядывают прослезившиеся женщины, практически машут платочками.
— Кого увозят? — спрашивает у Диланяна немолодая женщина.
Откуда, ну откуда мог Диланян знать, что вопрос «кого увозят» подразумевает только и только невесту? И отвечать он должен был, что пришли за кавором! А не…
— Сероба из вашего подъезда увозим, — без тени улыбки пробормотал Диланян. Он устал, ему было жарко и не хотелось говорить.
Женщина внимательно посмотрела на «Тойоту Ленд Крузер», на представительного молодого человека, на его галстук… И поняла, что тот не шутит. Увозят Сероба.
— Вай, чтобы писатели забрали его! Вай, лучше бы я ослепла и не видела этого! Нашего маленького Сероба увозят! Я же его еще пятилетним помню с порванными трусами! Говорила я Арусяк, матери Сероба, подбери ты причиндалы сына, в трусы положи! Вон кем вырос! Позор, стыд и срам! Нет больше армянского народа, кончилась нация! Среди бела дня! Небось, еще и в церковь поведете… — вдруг сошла с ума эта женщина, расцарапала лицо и начала причитать…
Диланян опешил.
— Э-э-э-э… Какие писатели? Куда забрали? Что случилось? Вам плохо? — Врачебная натура, увидев красный цвет лица женщины, взыграла в нем. — Арсен, тащи сюда аптечку, женщине плохо!
Свидетель этой сцены, уже основательно взмокший от дикого хохота, Арсен, держась за живот, с трудом подошел к ним.
— Оганес, дорогой, как бы тебе это сказать… — еле-еле проговорил он. — Понимаешь…
— Что за писатели? Что случилось с этой женщиной? Почему она плачет? — Диланян почувствовал, что начинает сходить с ума от свадьбы, Еревана, Армении и вообще от всего этого колорита. Ему захотелось в Москву.